Внизу море, собравшись новой волной, схлёстывается с камнем. Санаду этого не слышит из-за защитного заклинания, но ощущает прошедшую через камень и дерево вибрацию всем телом.
– Да я правда в восхищении, – Санаду подаёт Изрель наполненную чашку, и та её принимает. – Об этом ведь почти никто не знает. Это как бы пока секрет.
Оспаривать предположение Изрель бессмысленно – всё равно в родственных отношениях рано или поздно придётся сознаться.
– Об этом догадается любой, кто потрудится выяснить её происхождение, совместить с твоей биографией и посещением перехода между мирами.
Как никогда Санаду сожалеет, что там, на переходе, невозможно пользоваться иллюзорной личиной: именно это его путешествие и стало связующим звеном. И пусть иллюзия и амулеты скрывают выражение лица и эмоции Изрель, но по интонациям её голоса и позе Санаду понимает: за сокрытие этой информации в тайне и помощь с запасным планом по спасению Клео, Изрель потребует плату.
Иначе она не устраивала бы тайной встречи, на которой можно свободно поспорить об условиях.
Санаду вздыхает и тоже поднимает чашку:
– В твоём желании строить не нормальные дружеские отношения, а торговые, есть что-то патологическое. Нет бы просто сообщить мне о своей догадке и сохранить это в тайне, но ты же сейчас условия поставишь, да? И какие?
– Санаду, как менталист ты должен понимать, что все существа склонны преувеличивать значимость своих деяний и преуменьшать свершения окружающих, из-за чего в дружеских, как ты это называешь, отношениях, и вообще отношениях, очень часто можно вдруг выяснить, что все твои жертвы не стоят благодарности. Сделки с конкретно очерченными правами и обязанностями сторон намного честнее.
– Но с конкретными сделками скучно! – картинно вздыхает Санаду. – А где патетика, где вой обиженных и обделённых и радости от того, что наварился на приятеле? Где эпичность разборок на тему того, кто кому сколько и в каких позах должен?
– Вот такая я скучная, – разводит руками Изрель. – С детства математику люблю и точные цифры.
– Математику? – изображает удивление Санаду. – Так может, я тебе контрабандой из учебников и задачников по математике из техномиров отплачу за молчание? Они там такие затейники, у них та-а-акая математика увлекательная, м-м? И тебе даже не придётся мараться противозаконными покупками.
– Соблазн велик, – вздыхает Изрель. – Но вообще я хочу немного иного. Насколько у тебя хорошие отношения с твоей внезапной дочерью?
Санаду отпивает чай. Он уже готов к торгу, но пару мгновений на разгон не помешает:
– И что же ты хочешь, о великая и прекрасная?
– Я первая спросила, – невинно улыбается Изрель, ничуть не польстившись на «прекрасную».
– Нет, первым спросил я, – ничуть не сбивается от этой улыбки Санаду.
Торг начинается.
***
– М-м, – тяну я, пальцем очерчивая соответствующую букву на квадратике бумаги.
Букву русского языка.
– М-м-м, – старательно вытягивая губы, тянет Антоний.
Сидящий на окне Марк Аврелий даже от ореха отрывается, следя за потугами большого брата.
А я поднимаю следующую бумажку с буквой:
– А-а.
– А-а! – этот звук у Антония получается намного лучше.
Пристально проследив за моим пальцем, он кивает и, приняв квадратную бумажку, выкладывает её на пол к другим.
– Ма-а-ма-а, – показываю я, как читать получившееся слово.
– Му-а-ум-а-ш, – получается у Антония.
– Ма-а-ма-а, – повторяю я терпеливо.
Урок с Антонием требует самоотдачи, этим помогая коротать время до возвращения Санаду.
Не думаю, что Изрель вызвала его на тайную встречу, чтобы от него избавиться, так что за жизнь Санаду я не опасаюсь, но ждать тяжко: это же должен был быть наш выходной!
– Ма-у-ма-у, – с усилием выдавливает Антоний.
Я терпеливо повторяю правильный вариант, а когда он в очередной раз коверкает простейшее слово, невольно улыбаюсь: Санаду в Академии.
Чувствую это.
Даже знаю, где он находится: в административном корпусе.
***
Вздохнув, Санаду вытаскивает из шкафа сундучок и с тихим стуком водружает его на стол своего кабинета. Усаживается в кресло.
Уныло смотрит на защёлки с магическими кристаллами.
Коротким движением переводит их в положение открытия и откидывает крышку сундучка-блокировщика.
В свете магических сфер вспыхивают инкрустированные по внутренней стороне золотые символы магических печатей и острые навершия кристаллов заточённой внутри короны.
«Что, жить без меня и моих советов не можешь», – хмыкает Блистательная госпожа.
Его призванный предмет. Его корона из кристаллов и металлического обода, усиливающая ментальные способности. И умеющая выносить мозг так, как не умеет даже сам Санаду.
«Куда же я без тебя», – соглашается он уныло, позволяя ей проникнуть в сознание и считать необходимую информацию о случившемся за время её изоляции – очередного наказания за очередную несдержанность языка.
«Я же говорила!» – вворачивает Блистательная госпожа свою любимую фразу.
«Даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время, – улыбается Санаду. – Ты всегда предрекаешь неприятности, естественно периодически они случаются».
«Я предупреждала, что если будешь контактировать с рыженькой, всё кончится глобальными проблемами, – сварливо напоминает корона. – Так и вышло!»
«Пока ничего не закончилось, – возражает Санаду. – По итогу мы можем оказаться в выигрыше».
«Это женитьбу на безродной, отягчающую тебя долгами перед дочерью и Изрель, ты считаешь выигрышем?»
Санаду закатывает глаза: «Вот не надо этого снобизма: я сам такой же безродный».
«Поэтому ты должен быть крайне благодарен за то, что я снисхожу до общения с тобой и помогаю!» – наставительно сообщает Блистательная госпожа.
«И я безмерно благодарен!»
«Сказки мне не рассказывай, я тебя не первое столетие знаю, обманщик!»
Санаду тяжко вздыхает: Блистательную госпожу он призвал уже будучи почти признанным правителем кантона, и она до сих пор попрекает его тем, что он её обманул своим высоким положением, ведь сама она благородного происхождения и ни за что не стала бы откликаться на призыв существа низкого происхождения, просто не могла предположить, что будущий правитель – не потомственный. Значит, он её обманул!
Но что поделать, в тот момент Санаду ощущал себя несколько неуверенно перед вступлением в новую должность, ему хотелось призвать что-то похожее на регалию, что-то, что сделало бы его притязания весомее, что-то потомственно-благородное.
