– Ты как? – поворачиваю голову – и натыкаюсь щекой на его губы.
– Сейчас – просто прекрасно, – шепчет Санаду, сильнее прижимаясь ко мне.
– А что случилось? Почему ты отправил мне такое странное письмо?
– Ну, меня немного задержали до выяснения обстоятельств, а я немного сбежал.
Разворачиваюсь к нему и кладу ладони на обнажённую грудь:
– Как сбежал? У тебя проблем не будет?
– Если не заметят побега – не будет, – в голосе Санаду чувствуется улыбка.
– Ты надолго? – принимаю я ситуацию. – Помощь какая-нибудь нужна?
– На пару часов. Ты, главное, себя береги, а я как-нибудь выкручусь. В крайнем случае сбежим в Нарак.
– Хм…
– Я по тебе соскучился, – шепчет Санаду, прижимает к себе.
И теперь, когда беспокойство чуть отступает, я остро ощущаю его тепло сквозь сорочку. Или из-за того, что я это тепло ощущаю, беспокойство чуть отступает. Да, скорее всего именно так…
Губы Санаду проскальзывают по моей шее, мурашки бегут по коже, а он накрывает мой рот поцелуем, лишая возможности спрашивать. Его руки скользят по телу, пробуждая чувствительность кожи, выбивая из головы посторонние мысли. Санаду целует жарко и почти неловко тянет сорочку, проникает ладонями под неё.
Мысли окончательно оставляют меня, я растворяюсь в жаре наших тел, во взаимных прикосновениях. В темноте ощущения особенно остры – кофейно-можжевеловый запах кожи Санаду, щекотные касания его волос, лихорадочная дрожь пальцев, когда он освобождает меня от сорочки, чтобы слиться воедино, вместе гореть.
И обжигающий укол – когда его клык пробивает губу. Металлический вкус моей крови, жадные толчки, наполняющие меня предвкушающим трепетом. Скольжение на грани наслаждения. И слепое желание: Санаду пробовал мою кровь. Я впиваюсь в его губу, прокусываю – по нервам пробегает огонь, вышибая меня на высшую точку восторга. И поцелуи, поцелуи, поцелуи, в которых даже кровь кажется сладко-пряной, словно шоколад.
А уже потом, когда мы лежим в темноте, держась за руки и пытаясь отдышаться, шепчу:
– Зачем?
Санаду крепче сжимает наши переплетённые пальцы.
Голос его звучит хрипло:
– Хочу острее чувствовать тебя, пока я там.
– Где там?
– В Авандуме. Там, под землёй, тюрьма.
Я аж подпрыгиваю. Оказавшись в сидячем положении, щёлкаю пальцами, и в комнате вспыхивает свет.
– За что? – стонет прикрывающийся рукой Санаду.
– Тебя посадили в тюрьму? Не просто задержали во дворце, а посадили в тюрьму?
– Ну да, – Санаду мановением руки заставляет магические сферы сбавить свечение от яркого белого до тусклого красного. – Ты не переживай, я в цивильной части. То есть в апартаментах. Ни камер, ни цепей, комфорт по высшему разряду. Там привилегированных пленников держат.
В тусклом красноватом свете я разглядываю Санаду: выглядит почти виноватым.
– Что случилось? – тихо спрашиваю я.
– Меня подозревают в связях с Неспящими. Но доказательств нет, только домыслы и неудачные трактовки фактов. Решили придержать меня, чтобы я не вмешивался в расследование… Да ты не переживай, меня туда сажали, когда плохо себя вёл, ничего экстраординарного, честное слово!
– Так ты у меня рецидивист? – заламываю бровь.
Санаду разводит руками.
Качая головой, усмехаюсь: вот не зря мисс Глория говорила, что ему правила не писаны.
– Не переживай, – Санаду подхватывает мою ладонь и притягивает к губам, нежно целует. – Если что, я сбегу в Нарак и тебя туда вытащу. Не сам, но вытащу. И если вдруг здесь тебе опасно будет – беги в Нарак, я к тебе вырвусь.
Сказать бы «но ты же в тюрьме!» только Санаду сейчас лежит передо мной и никакое задержание в тюрьме этому не мешает.
Так что я лишь тяжко вздыхаю:
– С тобой не соскучишься!
– Разве это плохо? – Санаду с ухмылочкой притягивает меня к своей груди.
– Нет, – признаю я, укладываясь на него и прислушиваясь к частому стуку его сердца.
– Вот и отлично, – шепчет Санаду и поглаживает меня по спине. – У меня есть ещё пару часов.
Не так уж много. Я вдыхаю аромат его кожи, поглаживаю – и прижимаюсь крепче. Эти пару часов только мои!
Глава 35
Утро я встречаю в условном одиночестве: Санаду со мной нет. Но на шее мягко сопит Марк Аврелий. На софе в углу комнаты всхрапывает одетый в пижаму Антоний – похоже, незаметно пробрался в комнату после того, как Санаду вернулся в места не столь отдалённые.
Ну или отдалённые – надо хоть карту посмотреть, узнать, где этот Авандум находится.
Вздохнув, смачно потянувшись и зевнув, я аккуратно снимаю с шеи ёрзающего Марка Аврелия и укладываю его между подушек. Он сонно моргает, поводит носиком и, подтянув лапки и хвост к брюшку, снова погружается в сон.
А я, накинув халат, отправляюсь готовить кофе.
Ночной разговор с Санаду тоже наводит на размышления. С одной стороны, он прав: не работал с Неспящими, поэтому честных улик против него нет и быть не может. Но есть ведь и нечестные! Подкинут какую-нибудь фигню – и всё.
Второй тревожный момент – это отлучки. Я рада Санаду видеть, но это риск. И особенно риск – устраивать побеги каждую ночь! Хоть Санаду и уверил меня, что всегда в таком режиме «сидит», но считаю правильным, что уговорила его хотя бы через день сбегать. На всякий случай.
Мне же придётся оставаться на хозяйстве одной.
На аромат кофе спускается Антоний. Глаза у него сонные, как у Марка Аврелия. Он зевает и, почесав под рубашкой мохнатое пузико, усаживается за стол. Гипнотизирует взглядом турку.
Отдав ему свою порцию кофе, я принимаюсь за варку ещё одной. Голода я не испытываю, так что спешить на завтрак не надо. Мысли витают где-то далеко…
В такой витающей задумчивости я и отправляюсь на лекции.
Я вроде бы двигаюсь: собираю вещи, одеваюсь, иду по улице, киваю знакомым оборотням, поднимаюсь по лестнице, отыскиваю аудиторию, приветствую демонов и глубоко задумчивого Валариона, устраиваюсь на передней парте, слушаю и даже записываю лекцию, иду на обед, там ем вместе с обсуждающими будущую попойку демонами, киваю и отвечаю на вопросы, затем иду на менталистику, здороваюсь с одногруппниками, устраиваюсь на галёрке, слушаю профессора Эзалона.
Но только после возвращения в особняк Санаду, когда Антоний с беспокойством заглядывает мне в лицо, я понимаю, что со мной что-то не так.
Отмахнувшись на его взволнованного «Кык?», поднимаюсь в спальню и падаю на кровать.
Воспоминания о ночи с Санаду вспыхивают ярко-ярко, рука сама тянется к губам. И от прикосновения к исчезнувшему ещё ночью месту укуса меня словно ударяет током.
