– …в темнице сырой! – продолжает с воодушевлением Санаду.
– Здесь сухо! – рявкает Танарэс.
– Вскормлённый в неволе, – с трагичными нотками добавляет Санаду и подтягивает к груди скованные наручниками руки. – Вампир молодой!
– Ты уже давно не молодой, – Танарэс тоже гремит цепями. – И заткнись, достал уже!
– Фу, что за выражения у архивампира благородного происхождения? – нарочито возмущается Санаду. – Тебя посадили манерам учиться, а ты…
– Ты можешь помолчать хотя бы пятнадцать минут?
– М-м, а зачем?
– Санаду, меня отсюда выпустят.
– И тебя выпустят, и меня выпустят. И может быть даже вылечат, но это не точно.
Шипя сквозь стиснутые зубы, Танарэс с трудом приподнимается и, скованными руками подняв с пола учебник манер, которым его снабдили старшие коллеги, швыряет его в сторону Санаду.
Но учебник лишь шлёпается о решётку камеры Танарэса.
– Попробуй ещё раз, – предлагает Санаду. – Будет лучше, если ты сначала просунешь учебник сквозь свою решётку и только потом попытаешься пробросить сквозь мою.
– Не надо меня учить, что я должен делать!
– Ты не должен, просто выше шанс докинуть до меня учебник через одну решётку, чем через две. И я не думаю, что тебя продержат здесь достаточно долго, чтобы ты смог натренироваться настолько, чтобы кинуть книгу сквозь две решётки.
В тюремном зале, расположенном на пару этажей ниже комфортабельных комнат, наступает тишина.
На пять минут.
– Танарэс, а чего вы среди ночи пришли-то?
– Заткнись.
– Мне скучно. А когда мне скучно, я болтаю. Тем более, собеседник хороший.
Танарэс молчит. Санаду косится на него со своей койки, но тусклый свет не даёт ничего рассмотреть. Поэтому он снова заговаривает:
– И тебя посадили не только для глубоких раздумий о своём поведении, но и чтобы мы между собой всё выяснили без членовредительства.
– Нам нечего выяснять. Я всё равно не верю, что ты не мог помочь поймать Мару.
Санаду продолжает смотреть на Танарэса сквозь сумрак. И честно говоря, Санаду удивлён, что архивампиры посадили сюда своего более правильного сородича. Санаду полагал, что себе подобного они скорее простят за неподобающее поведение, а они, наоборот, среагировали очень остро. Или, может, после самого Санаду опасаются спускать промахи, чтобы потом не получить ещё одного неуправляемого?
Тут ведь не слишком комфортно, магический фон понижен и раны медленнее затягиваются, так что в этом подземелье их царапины, переломы и синяки ныть будут долго. Как сказали остальные – это просветляющая боль должна помочь им осознать всю глубину совершённого проступка.
– Жалею только об одном, – продолжает Танарэс, – что столько лет пытался действовать мягко, надеялся выведать всё аккуратно. Надо было сразу на тебя напасть, засадить в подземелье и бить, пока не признаешься.
– Хм, мне показалось, я достаточно тебе навалял, чтобы ты понял: я так просто не сдамся и терпеть подобное не буду.
– Я просто не успел. Если бы нас не остановили, при продолжительном противостоянии мои навыки боевого мага перевесили бы твою изворотливость. Я бы победил. И выколотил из тебя информацию о Маре.
– Блаженны верующие, – «соглашается» Санаду.
Хотя его удивило то, как мощно Танарэс сработал пламенем, отстранив остальных архивампиров огненным пологом, чтобы не мешали драке. Вот тебе и слабо развитый дополнительный дар, вот тебе и «скорее отвлекающая противника, чем реально боевая» способность.
– Не выколотил бы, – нарушает затянувшееся молчание Санаду.
– Не думаю, что ты смог бы долго терпеть боль. Ты слишком непостоянный.
– Это смотря на что смотреть. Вот остальных я вывожу из себя постоянно. Столетия практики. И не надоедает.
– Я мог бы уже до неё добраться, – сдавленно произносит Танарэс.
Санаду опять косится на него: что он там шипит? Эмоции выражает или сломанные пальцы и рёбра болят?
– Не мог бы, – вздыхает Санаду. Ему вдруг кажется вполне неплохой идея архивампиров запереть их здесь в разных камерах, чтобы выяснили отношения без потасовок и без купюр. – Не через меня.
Танарэс выражает своё неверие глухим рыком.
Санаду осторожно ощупывает пересекающие плечо царапины от когтей Танарэса, вспоровших и ткань, и кожу. Не глубоко, но неприятно. На движение цепи наручников откликаются тихим звоном. Санаду вздыхает. Колкости так и лезут на язык, но с Танарэсом надо бы поговорить в ином ключе. По себе Санаду знает, что воспитательные заключения в камеры на взрослую сформировавшуюся личность влияют мало, и опасения архивампиров по поводу поведения Танарэса оправданы: вдруг совсем тормоза потеряет?
– Ты можешь думать что угодно, – Санаду удаётся выдержать ровный тон, – но с Марой за всё это время я встретился лишь раз – чтобы передать дезинформацию по просьбе наших союзников.
– Вот именно: стоило возникнуть такой потребности – и ты сразу с ней встретился! Ты мог сделать это раньше и заманить её в ловушку!
Санаду набирает в лёгкие воздуха, чтобы возразить, но…
– Да, мог бы, – признаёт он, потому что… ну очевидно же, что мог.
– Но не стал! Хотя я тебя просил! А ты уверял, что это невозможно!
– Это действительно невозможно.
По залу разносится гул звонкого удара: это Танарэс в ярости ударил решётку цепью наручников.
– Танарэс, я знаю, у вас, воспитанных политиками с рождения и политиков по духу, всё немного иначе в голове. Но я рос как обычный человек. И сейчас себя таковым ощущаю, а у нас, обычных людей, не принято отдавать своих женщин на растерзание. Даже бывших.
– Она преступница!
– Но это не отменяет того, что она была моей женщиной.
– Это мерзкая, кровожадная тварь. Она убила мою сестру!
– Эм, вообще-то это не доказано. Ты не знаешь, кто именно убил твою сестру.
– О, сейчас ты будешь защищать Мару? – с мерзкой язвительностью уточняет Танарэс. – Объявишь её невинной жертвой обстоятельств?
– Нет.
– Но ты именно этим занимаешься!
– Неправда. Я просто не хочу участвовать в её попадании в твои руки.
– Она убила мою сестру! Если не своими руками, то своим бездействием!
– Танарэс, сейчас многих Неспящих судят. И на дознании применяют пытки. Их даже казнят. Но никого не приговаривают к продолжительным пыткам. Невзирая ни на какие преступления. Отдать Мару тебе – значит приговорить её к пыткам. Разве нет?
Тишина наваливается на зал.
Санаду прикрывает глаза. Ждёт ответа. Но Танарэс молчит.
