Санаду с трудом сдерживает улыбку:
– Ты восхитительна.
Я бы разомлела от его слов и тёплого взгляда – не находись мы непонятно где с риском умереть от магического голода в ближайшие пару суток.
Из-за мыслей о голоде проявляется вполне физическое желание поесть, о котором я уже начинала забывать.
– Вместе помашем, – предлагает Санаду.
Мы одновременно поднимаем руки и подзываем Мару знаками. Оглядываемся: тихо, мёртво, никого.
Перекинув рыжие длинные пряди на плечо, Мара походкой от бедра направляется к нам.
– Кстати, – почти шепчу я. – То, что я не требую каждую секунду демонстрировать к ней презрение и выпячивать наши отношения, вовсе не значит, что я прощу измену. Измену не прощу.
– О, с этим как раз проблем нет, – Санаду чуть склоняется ко мне. – Для меня слишком важна эмоциональная составляющая, и она завязана на тебя. Поэтому, если вдруг увидишь, что мы с Марой целуемся или ещё что – сразу проверяй, не привязан ли я для этого варварства, не опоён ли чем-нибудь, не иллюзия ли это действо само по себе, потому что добровольно я этого делать не стану. Но Мара может попытаться нас рассорить. Да могут чем-нибудь таким испытать после твоего заявления, что вы меня делите, а остаться должна лишь одна.
Усмехаюсь.
– Ты не подумай, – поспешно просит Санаду, – я не почву для оправданий готовлю, просто на старших курсах менталистики студенту без предупреждения внушаются образы, содержащие их страхи, а студент должен определить их поддельность и избавиться от внушения. Так вот, довольно часто страхами является измена жениха или возлюбленного. И это даже после моей моральной подготовки!
– Какой?
– Мои очень убедительные аргументы о продолжительной пользе учёбы в отличие от любовных переживаний, – серьёзно сообщает Санаду.
А пока мы болтаем, Мара доходит до нас. Останавливается, опустив ладонь на бедро. Смотрит внимательно то на Санаду, то на меня, то на лес за нашими спинами.
– Есть подозрение, – заговариваю я, раз уж Санаду пока молчит, – что лес может измениться, когда мы войдём. Возможно, имеет смысл не разделяться.
Мара задумчиво разглядывает лес:
– Да, странно тут. Участки повторяются. Как-то искусственно всё.
– Что делать будем? – интересуется Санаду. – Рискуем разделиться или вместе идём?
– Ещё предложи монетку кинуть, – Мара вроде язвит, но насмешки в её голосе нет, скорее беспокойство.
– А у тебя есть монетка? – нарочито живо интересуется Санаду.
– Да, чем не вариант? – поддерживаю игру я.
Окидывая нас взглядом «и с кем приходится работать?» Мара засовывает пальцы в карман брюк и вытаскивает пару золотых:
– Держите, детки.
Она протягивает монеты.
Ну что, истерику не закатывает, на шутки… хм, реагирует спокойно. Возможно, её общество не будет слишком утомительным, хотя мелкие пакости и психологическое давление вероятны.
– Ну, как хотите, – Мара пожимает плечами и собирается уже убрать монеты обратно в карман.
Но я хватаю их и засовываю в карман себе: вдруг попадём ещё в какое-нибудь место, золотишко лишним не будет.
Мара смотрит на меня, на опустевшую ладонь, снова на меня.
– Резвая, – констатирует она и переводит взгляд на Санаду. – По-прежнему любишь дерзких.
А вот и психологическое давление подвезли: тонкий намёк, что я лишь её замена. С улыбкой хлопаю Санаду по плечу:
– Он у меня мужчина обстоятельный, вкусы так быстро не меняет.
– Девушек тоже, – добавляет он.
– Санаду, – мягко улыбается Мара. – Уверена, после попадания в непризнанный мир ты зарекался в другие миры так случайно встревать, но сейчас ты здесь.
А, это намёк на то, что в верности мне не стоит зарекаться?
Оглядываюсь по сторонам.
– Вообще-то не зарекался, – возражает Санаду. – Комплексом бога не страдаю.
– Так ты идёшь с нами или нет? – спрашиваю у Мары. – А то у нас нет времени твоё красноречие на соответствие нашим высоким требованиям проверять.
– Я красноречива, – Мара пристально смотрит мне в глаза.
Обходит нас и первая шагает на тропинку под сень деревьев.
– Куда? – ухватив Санаду за руку, я тянусь следом.
Санаду чуть мешкает, и лес дёргается, пересобирая картинку в новый пейзаж, как в калейдоскопе, с которым я его недавно сравнивала.
Пальцы Санаду намертво впиваются в мою ладонь.
– Поспешишь – вампиров насмешишь, – изрекаю глубокомысленно.
Смотрю на Санаду, а он – на деревья, и лицо у него такое… вот если бы не знала, что с таким видом менталисты настраиваются, подумала бы, что он о Маре переживает.
– Если ощущения меня не подводят, – Санаду указывает в сторону. – Она теперь там.
Смотрим туда. Мару среди деревьев не видно. Дорожки, вероятно, сместились. Как и она.
– Ну что? – задумчиво тяну я. – На ручке опять погадаем, чтобы верную дорогу найти?
– А доставай, – соглашается Санаду. – Всё равно шанс пятьдесят на пятьдесят.
– Угу, или поможет, или нет – пятьдесят на пятьдесят.
Но ручку достаю. И на этот раз после заговора она падает в другую сторону, но не туда, где Санаду ощущает Мару. Возможно, так смещаются дорожки. А может, текущее направление просто случайность.
Только в этот раз мы точнее выбираем дорожку в указанном направлении, прямо именно ту самую, на которую указывает ручка и, крепко вцепившись друг в друга, шагаем на тропу.
Лес не меняется. Никак. Оглядываемся: а площади за нами больше нет, только такие же бесчисленные тропинки, петляющие между исполинских деревьев, разгоняющих мрак светящимися плодами и цветами.
Никого, кроме нас, в этом безмолвном лесу не видно.
Интересно, если мы выйдем раньше Мары, нам засчитают отдельное прохождение и сохранят жизнь, если она погибнет позже, чем мы финишируем? А может, мы и сбежать домой успеем прежде, чем нас на соответствие условиям прохождения проверят? Я не кровожадная, просто… не хочется даже ради дела искать Мару в этом лесу: слишком он жуткий, аж мурашки по коже и внутренности стискивает холодом. Да и просто искать её не хочется.
Глава 40
Тропинки, тропинки, тро-пи-и-инки. Везде! Куда ни глянь! А ещё сумрак, деревья, светящиеся плоды и цветы, причём одновременно, причём при внимательном рассмотрении становится понятно, что на одном дереве могут сосуществовать сразу несколько видов плодов и цветов.
Сначала мы идём бодро, то и дело корректируя курс ручкой и с помощью ментальных способностей Санаду уточняя, где Мара (всегда недалеко – но недосягаемо).
