– Эй, я протестую! – дёргаюсь я.
– А ты в него не верь! – советует Мара, не сводя взгляда со поднимающегося у стены Танарэса.
У него то же дикое, несколько отрешённое выражение лица.
Он шагает в сторону, Мара – в противоположную. А я так и сижу между ними.
– Сама не верь, – предлагаю я, следя за расположенными на уровне моего лица когтистыми руками, ладно хоть остекленевший взгляд Танарэса направлен исключительно на Мару.
Опять Танарэс шагает в сторону, и Мара смещается. Она так сосредоточена на нём, что иллюзию с Нильсэм уже не слышно, хотя девушки продолжают разговаривать. Сама картинка окружающего блекнет, сквозь каменные стены просвечивают стволы деревьев.
– Мара, успокойся, контролируй свой страх! – требую я, предчувствуя, что она попытается убежать, ведь в одиночку скорость у неё будет повыше, чем со мной на буксире. – Он лишь твой страх, не думаю, что ты сможешь оторваться, если будешь бегать одна.
Возможно, мой довод подействовал бы, но Танарэс прыгает через меня. И Мара, вскрикнув, ныряет в истаивающую стену. Танарэс бросается за ней, а на траве поляны и тропинке остаются капли крови Мары.
Помедлив, вскакиваю и бросаюсь следом за ними. Они быстро исчезают за поворотом тропы, но мой взгляд скользит по каплям крови на ней – может, хоть так Мару не потеряю? А потом мы найдём Санаду, потому что его через кровь я хоть как-то чувствую.
***
Перед очередной полянкой Санаду останавливается. Глубоко вдыхает, готовясь к испытанию нервов. Клео рядом. Ему нужно собраться с силами и быстро пройти очередную иллюзию. Менталист он или кто?
«Или кто», – хочется признать Санаду, потому что он при полном понимании важности контроля эмоций в своей профессии, эмоции любит – и свои, и чужие, наслаждается ими, пестует их. Поэтому порой так трудно их притормозить, а иллюзию снимает именно отсутствие яркой реакции.
Вдох-выдох, Санаду решительно шагает на поляну.
С той стороны поляны ему навстречу шагает Клео.
И мир вокруг меняется.
Они оказываются друг перед другом, мягкие пальчики Клео – в руках Санаду. Ментальная пустота – как всегда из-за абсолютного щита. Виноватая улыбка Клео. И тусклый солнечный свет озаряет холл их академического особняка, в котором они стоят.
Вместе с чемоданами Клео.
– Прости, – мягко произносит она. – Ты… мои первые отношения. Ты очень важен для меня, но я хочу пожить самостоятельно, своей жизнью. Попробовать её. Посмотреть на этот мир не с позиции невесты или жены главы кантона.
«Это всё не по-настоящему, – уверяет себя Санаду. – Это не Клео, я не чувствую её кровью…»
Но в голове словно что-то щёлкает, отбрасывая память о лабиринте, а вокруг всё такое настоящее. И кровь можно не чувствовать, если долго не поддерживать связь. Клео сжимает руки Санаду. Это её пальчики, и в груди Санаду всё разрывается.
– Прости, – повторяет Клео и мягко улыбается. – Я так молода, у меня ещё столько всего может быть, а ты… ты мне дорог, но… мне нужно больше опыта, больше свободы…
Сердце, которое, казалось, выморожено и вырвано, стучит в висках Санаду, перед глазами у него плывёт. Санаду не может вдохнуть – он так боялся этого момента, хотя и не признавался в этом себе. Понимал, не стоит вовлекать в отношения такую юную девушку, но…
Санаду закрывает глаза. Клео продолжает говорить – говорить именно то, чего он страшился. Эти ужасные слова о том, что им надо расстаться, пожить отдельно, о необходимости понять себя и прочее, прочее, прочее, и в его груди разрастается боль…
***
Мара резвая, особенно когда убегает от Танарэса. Я, наверное, больше часа иду по её следам, когда трава под каплями крови сменяется обшарпанным линолеумом.
Внезапно.
Меня рывком переворачивает и роняет на койку. Руки скрещивает вдоль тела и чем-то опутывает.
Моргнуть успеваю, а когда веки поднимаются, обозреваю непрезентабельную палату, в которой я лежу.
Насколько позволяет смирительная рубашка, оглядываю себя: я в больничной одежде.
В дурдоме.
И цензурных слов у меня сейчас нет.
Глава 44
Дёргаю руками – спелёнаты крепко. Сердцебиение нарастает стремительно, в ушах появляется гул. И, да, мне страшно.
Так, спокойствие! Это всего лишь галлюцинация. Точнее, не галлюцинация, а иллюзия, созданная существами из другой магической вселенной для проверки нас на пригодность. Стресс-тест как при приёме на работу…
Звучит-то бредово, а!
Вдох-выдох. Дурдом выглядит реалистично, но это же ни о чём не говорит…
И такие рассуждения тоже довольно бредовы.
Закрываю глаза.
Дышу ровно, глубоко, как в йоге советуют.
Итак, что мы имеем: либо я нахожусь в другой вселенной в плену непонятных существ, либо я лежу в дурдоме, и на меня, наконец, действует галоперидол, в связи с чем галлюцинации о всяких других мирах закончились.
Что это значит: если я нахожусь в другой вселенной, мне надо успокоиться, тогда иллюзия отпустит; если лежу в дурдоме и галоперидол начал действовать, стоит порадоваться, ведь это значит прогресс в лечении, и скоро меня выпустят, потому что для общества и себя я не опасна, значит, могу жить свободно. Правда, в управление меня с такой справкой не пустят, но… да не сошёлся свет клином на карьере управленца, заберу документы, пройду какие-нибудь курсы, буду и деньги зарабатывать, и новый жизненный путь искать.
Какой отсюда вывод: в любом случае можно выдохнуть и просто ждать, что будет дальше.
Вот, мне уже даже легче. Хотя другая вселенная привлекательнее дурдома, но и дурдом вполне себе временная трудность.
А если я в другой вселенной, так и вообще надо пользоваться случаем вздремнуть на кровати, а то мы сколько носимся без продыха, была бы человеком – ноги бы отвалились.
Короче, оптимальный вариант действий при любом раскладе – просто поспать. Даже в дурдоме это хороший вариант для полезного времяпрепровождения.
Поёрзав, переворачиваюсь на бок. Снова елозя, устраиваюсь удобнее. В конце концов, удаётся принять вполне себе уютное положение.
Всё, буду спать.
Сердце ещё трепещет в груди, сознание норовит пустить по телу волну дрожи, но если я сошла с ума, поздно этого бояться. А я привыкла не переживать о том, что не могу изменить.
***
Радостный гомон на площади стихает. Дану, только что радующиеся тому, что лабиринту удалось поймать в свои коварные сети страха сразу всех участников гонки, оторопело смотрят на «окошечко», передающее приключения Клео.
– Она что, спит? – недоуменно вопрошает один из зрителей.
