А затем он пристально смотрит в дверной проём, чуть склоняет голову набок. И у меня сердце проваливается в бездну от дурного предчувствия, хотя умом понимаю – это всё иллюзия, что бы Санаду ни увидел там – это иллюзия. И всё же внутренности сжимаются от страха за родных: а если они пострадали? Кто-то умер? Или они меня потеряли и теперь переживают? А что с ними будет, если я умру здесь? Может, их после моего исчезновения больше не дурят магией, и они считают, что я мертва? Им же тогда очень больно сейчас. Всем моим родным.
Санаду сжимает мои дрожащие руки, и только теперь я замечаю, что меня потряхивает.
– Всё нормально, – уверяет он и притягивает мои руки к своим губам, нежно целует. – Это всего лишь иллюзия.
Словно в подтверждение ненормальности происходящего из глубины квартиры раздаётся всхлип, переходящий в вой. Меня пробирает до мурашек, до выкручивающей внутренности тошноты. Но прежде, чем рвануть на крик «Клёпочка!», я вцепляюсь в руку Санаду: разделяться нельзя.
Протаскиваю его за собой в дверной проём, миг судорожно оглядываю прихожую и бросаюсь в кухню, из которой и доносится страшный вой.
– Клёпочка! – надрывается сидящая за столом мама. – Девочка наша!
С одной стороны от неё с остекленевшим взглядом сидит отец, и из глаз его текут слёзы. Дед всхлипывает и шмыгает носом.
– За что же? – подвывает мама. – Такая молодая… за что?
– Родители не должны хоронить детей, – всхлипывает дед и закрывает глаза ладонью, а из-под неё по морщинам сползают слёзы.
Сердце разрывает, дыхания не хватает. Я бросаюсь к родным, но вместо того, чтобы врезаться в стол, прохожу сквозь него, словно привидение.
Привидение я и есть – прозрачное. Нематериальное. Мои родные тут, рядом, им больно, а я ничем не могу помочь. Не могу сказать, что жива.
– Клёпочка наша… – мама облокачивается на стол и прячет лицо в ладонях.
Мне всё труднее дышать: а что, если сейчас это происходит на самом деле? Что, если меня призраком переместили в нужное место? Что, если здесь не просто создают иллюзии, а отправляют в разные моменты жизни? И меня сейчас отправили на Землю посмотреть, что происходит с самыми близкими мне людьми…
Так.
Стоп.
Если они тоскуют по мне, считают погибшей, я должна сделать всё возможное, чтобы выбраться отсюда, вернуться на Землю и сказать, что жива.
Правда, у вампиров с этим проблемы, но я же не архивампир, как-нибудь проведу на Земле несколько часов, чтобы встретиться, всё объяснить.
Из Эёрана хотя бы письма смогу отправлять!
Мама опять воет в голос, папа склоняется к ней, его плечи вздрагивают от сдерживаемых рыданий, дедушка…
Зажмуриваюсь и затыкаю уши: нет! Не хочу это слышать и видеть, я должна отсюда выбраться, а не хоронить себя вместе с родными! Я выживу!
Вдавливая пальцы в уши, осознаю другое: Санаду нет. Я больше не держу его за руку.
Блин!
Распахнув глаза, поворачиваюсь: его нет на кухне.
Мы снова потерялись.
Э, нет! Так не пойдёт!
Сердце рвут рыдания близких, пробивающиеся сквозь заслон пальцев. Меня разворачивает, чтобы я видела их горе, но я зажмуриваюсь и сосредотачиваюсь на Санаду.
На ощущении его крови.
Опять нас разделило.
И снова я тянусь к частичке себя в нём. По кусочку откалываю прочие ощущения, оставляю только одно – чувство общности с Санаду.
Его присутствия.
Ощущения, что мы настолько связаны и цельны, что я могу дотянуться до него на любом расстоянии.
В этот раз я чётче улавливаю момент, когда сначала сердце, а потом всю меня, выворачивая, протаскивает через пространство, чтобы выбросить на расстоянии вытянутой руки от Санаду. Опять у меня от слабости подгибаются колени, состояние шальное, окружающее осознаётся не сразу.
Стоящий спиной ко мне Санаду колотит невидимую преграду кулаками. Его трясёт, я резко ощущаю его панику и понимаю, что моя паника от слёз родных могла быть усилена его страхом, потому что по ту сторону невидимой преграды на озарённой лунами лужайке Мара душит меня.
Сюрреалистично смотреть, как твоя точная копия из последних сил отбивается от сидящей верхом Мары. У той расцарапана щека, волосы в крови и взгляд бешеный.
Санаду с рыком бросается на преграду.
– Погоди! – окликаю я.
Дёрнувшись, Санаду разворачивается и во все глаза смотрит на меня. Секунда – и он сгребает меня в объятия, бормочет:
– Ты жива, жива, жива.
Лихорадочно ощупывает меня, целует. И я ощущаю, как паника сменяется облегчением. Только руки у Санаду продолжают дрожать.
– И всё же мне кажется, я могу телепортироваться, – замечаю я и наклоняюсь, чтобы заглянуть через его плечо.
Мара продолжает «меня» душить.
– Кхм, – странно видеть такое и приятно ощущать радость Санаду от моего возвращения. – Мне кажется, или это настоящая Мара там?
Теперь и Санаду оглядывается. Дёргается всем телом.
От «моего» удара по лицу Мара чуть отворачивает голову, замечает нас и застывает. Глаза её распахиваются шире, она косится на неподвижное тело под собой – и отскакивает, поднимая руки – типа она ни при чём.
Что-то говорит, но прозрачная преграда не пропускает ни звука. Правда, по выражению лица и жестикуляции понятно, что Мара всю вину за драку валит на лежащее на травке тело. Благо тело признаков жизни не подаёт, но даже так всё выглядит несколько сюрреалистично.
Настолько сюрреалистично, что я торжественно провозглашаю:
– Так вот как я буду выглядеть после смерти. Симпатичненько.
Санаду вздрагивает.
– Да ладно! – хмыкаю я, но руку его сжимаю покрепче. – Я бы огорчилась, останься ты к происходящему совсем равнодушным. Думаешь, Мара попытается меня убить после лабиринта?
– Опасаюсь, – тихо признаётся Санаду, но по невидимой преграде стучит.
Мара бросается к нам, продолжает что-то лепетать, то и дело указывая на «мой» труп и свою расцарапанную щёку и укушенную шею. Длинные рыжие волосы прикрывали кровавую рану, зато теперь, когда Мара их поднимает, можно оценить неслабые повреждения.
– Кажется, – меня посещает внезапная мысль, – Мара боится, что я её загрызу.
Открытие довольно неожиданное.
Наши взгляды встречаются. Мара смотрит на меня странно. И вдруг невидимая преграда мутнеет. Мара бросается на неё, но, как и Санаду до этого, пробить не может.
Санаду ударяет по преграде с нашей стороны.
Что бы ни показывала иллюзия, нам надо держаться вместе. Я не хочу, но понимаю – это необходимо.
