— Не напоминай мне о ней! — взревел Эван. — Это всего лишь была особая самка!
— Конечно, — поддакнула Диана, раззадоривая его. Боязнь ее испарилась, она готова была дразнить Эвана бесконечно, мучая его и причиняя боль. — Для тебя она была особенной. Когда любишь, человек становится особенным.
— Нет, нет! — яростно выкрикнул Эван, словно пытаясь огненным пером перечеркнуть прошлое. — Вовсе не поэтому! Я сам выловил ее в море, вот почему! Она ко мне приплыла, моим рукам подчинилась!
— Как твоя мать твоему отцу, — снова поддразнила Диана. — Конечно, ты увидел в этом знак и продолжение их невероятной истории.
— Замолчи, — выдохнул злобно Эван, сжимая кулаки.
— Да, — продолжала меж тем Диана. В нее словно бес вселился, не позволяя замолкнуть, и она все смелее бросала ранящие слова Эвану в лицо. — Это и не любовь вовсе, ты прав. Ты просто увидел в этом знак и хотел бы, чтоб это было правдой. Это твое упрямство; может, амбиции. Но не любовь.
— Замолчи!
Эван оказался рядом, вплотную, в один шаг. Он стиснул девушку, его пальцы рванули ее платье, словно дракон хотел разорвать на ней одежды и отправить ее в море, вслед за соперницами. Но жест, которому полагалось быть опасным и страшным, вышел томительно-страстный, ладони князя заскользили по ее обнаженным плечами, и руки Дианы оплели его плечи, губы накрыли его губы — резкие, плотно сжатые. Даже если сейчас Эван вздумал бы кинуть ее в волны, Диана увлекла его с собой, обхватив руками и ногами.
— Мой, — шептала она, исцеловывая его губы, щеки, лоб, глаза, — ты все равно моим будешь, упрямый князь. Зачем тебе эта скользкая змея? Смотри, она вползла в твое сердце, раскрыла там свой острый гребень, и вытряхнуть ее можно только с болью. Но больно будет только один раз. А потом хорошо…
— Что ты вытворяешь, Ирментруда, — Эван уже с трудом сопротивлялся ее ласкам, его ладони тискали ее тело все с большим желанием. — Что ты позволяешь себе, самка…
— Только Ирментруда может позволить себе все, — дерзко ответила Диана. — Остальные — ничего.
Они устроились на мелководье, на светлом песке, на который набегали прозрачные теплые волны. Точнее — Эван повалил Диану в мелководье, в теплое море, дающее ему силу, разодрал на ней платье, обжигая ее плечи и грудь поцелуями, словно раскаленными каплями металла.
— Что творишь ты, самка! — шептал он, избавляясь от одежды.
Он привстал, и женщина поднялась вслед за ним, словно не желая расставаться с жаром его сильного тела ни на миг. Ее ладонь легла на его обнаженный живот, поглаживая, лаская, и дракон вскрикнул, когда ее пальцы чуть царапнули его кожу, повторяя темную дорожку из волос.
— Что ты задумала такое, хитрая самка? — хрипло произнес Эван, в изумлении опустив руки, подрагивая настороженно, но позволяя между тем Диане проникнуть ему под одежду и коснуться пальцами его напряженного члена.
Он читал ее мысли в изумлении и не мог понять, что ему рисуют видения.
А вот Лео понял, оживился, и в один миг оказался рядом.
— О, что она задумала, — повторил он, посмеиваясь и нетерпеливо дрожа в предвкушении. — Это сладко, очень сладко! Покажешь ему?
Он освободился от одежды мгновенно и встал к Диане ближе, в мокрый песок. Его напряженный член подрагивал, все сильнее наливаясь кровью, и Диана осторожно сжала его, поглаживая по всей длине, чуть массируя тонкими пальцами красную упругой головку.
— Что она делает такое?! — изумился Эван, глядя, как девушка ласкает ладонями яички Лео, как она целует перевитый венами ствол — и как с чуть слышным вздохом надевается ртом на красную горячую головку. — Ты с ума сошел?!
— Не бойся, — хрипло ответил Лео, весь подавшись вперед и дрожа от наслаждения, когда юркий язычок девушки принялся щекотать уздечку на его члене. — Эта Ирментруда не кусается…
Наслаждение его стало оглушительным, он со стоном откинул голову назад, подавшись вперед бедрами, за новой порцией сладкого безумия, и Диана, прикрыв глаза, продолжила неспешную интимную ласку.
— Ну, — через некоторое время выпустив член Лео из ярко-красных губ, проговорила она, вызывающе глянув на Эвана, — отважишься отведать этого наслаждения? Или боишься?..
Слово «боишься» подстегнуло молодого князя. Он решительно избавился от остатков одежды и придвинулся ближе к женщине. В глазах его смешались мольба и желание этой неведомой ему доселе ласки. И то, как девушка делала это… это почему-то возбуждало его, рождая в душе какие-то странные, страстные, непонятные желания. Провести по губам… толкнуться в нежное, влажное, узкое горло…
Диана устроилась между братьями. Не выпуская из рук член Лео, поглаживая его, она точно так же обняла ладонью и член Эвана и осторожно провела его головкой по своим раскрытым, зовущим губам. Ее мягкий язычок осторожно коснулся возбужденной плоти дракона, и Эван вздрогнул от страха, перемешанного с возбуждением.
Диана ласкала головку его члена языком, мягко обводя ее, щекоча уздечку и чуть сжимая на головке губы, отчего Эван ахал и тоже весь подавался вперед, трепеща от удовольствия.
— Ведьма, что ты делаешь…
Диана рассмеялась, выпуская из губ плоть Эвана, но тот мотнул головой:
— Полностью, — хрипло произнес он. — Возьми его полностью!
Диана, посмеиваясь, глянула в его глаза, снизу вверх, как кроткая рабыня, да только в ее глазах танцевали лукавые бесенята. Она знала свою власть над этим мужчиной; но приказу его подчинилась. Все так же глядя Эвану в глаза, она сначала облизнула красную головку его члена, пульсирующего от напряжения, и медленно, — так, чтобы Эван поскуливал от нетерпения, — взяла его член в рот, глубоко, до самого горлышка, в которое дракон не терпеливо толкнулся с жалобным стоном.
— О, как хорошо, — стонал он, сжимая пальцами ее затылок, чувствуя, как девушка ласкает его языком и движется туда-сюда, отчего головка его члена скользит по ее языку. — Ирментруда, ты истинно ведьма, раз изобрела такую сладкую ласку.
Диана не ответила; она отпустила Эвана и принялась ласкать член Лео с той же нежностью и желанием, с какими до сих пор дарила удовольствие Эвану.
Она по очереди целовала их члены, ласкала их языком, и эта сцена покорности и нежной страсти заводила мужчин все больше.
— Не кажется ли тебе, — простонал Лео, когда настала его очередь, — что теперь настала наша очередь сделать ей хорошо?..
На самом деле он лукавил.
Просто сил терпеть у него больше не было, хитрая Ирментруда останавливала свои ласки прямо на краю удовольствия, и Лео дрожал от разочарования. Ее ласки были мед и горечь, ад и рай, пламя и холод, наслаждение и страдание, и Лео сам не знал, чего хочет — чтобы они длились вечно или чтобы кончились тотчас же.
Он оказался лежащим на спине, а Ирментруда Диана — верхом на нем. Леонард притянул девушку к себе, поцеловал ее губы, пахнущие им, и со стоном наслаждения почувствовал, как она осторожно надевается на его член горячим мокрым лоном.
