Итан взял бы ее; он не пожалел бы и еще пяти звезд, вырванных со своей кожи, не пожалел бы боли и крови, чтобы ощутить свою власть на нею и сладость ее лона, и ему не помешала бы ни скулящая, ноющая Ирина и околдованный Лео.
Желание женщины, что лежала под ним, что трепетала, как блик на воде, что жалась и выпрашивала ласки и пила его поцелуи, как самый сладкий нектар, опьянило его. Итан никогда не ощущал такого слияния с самками. Секс с ними всегда был жестким, жестоким, приносящим в равных долях и наслаждение, и боль.
С Дианой было все иначе; он вдруг понял, что такое слияние, полное, гармоничное. Она залечила своими поцелуями боль на его плече, и прижалась, окруженная коконом жара от его напряженного тела.
— Эван, — сквозь свой прекрасный сон с улыбкой позвала она.
Одного этого имени было достаточно, чтоб звезды на черной тени ослепительно вспыхнули, словно взорвались все разом, и Ирину с зеркальцем откинуло прочь от постели и Дианы.
Итан исчез; его больше не было слышно, он ушел, словно в миг величайшего откровения получил оскорбительную пощечину и спрятался, скрывая стыд и боль. Ирину, удерживающую зеркальце, этой пощечиной откинуло к стене, и она упала там, обмякнув от магического удара.
От шума проснулись и Диана, и Лео. Усевшись в постели, дракон шумно, чутко принюхался к тревожной тишине; глаза его в темноте горели ярким алым цветом.
— Что это было?! — прошептала Диана. — Мне показалось, здесь кто-то был…
Она смущенно покраснела. В памяти ее все еще цвел волшебный поцелуй и страсть мужчины, который жаждал овладеть ею. Его волнующую близость, его нетерпеливые ласки — все это она приняла за желание Эвана быть с нею.
Когда она объявила ему, что не станет заниматься с ним любовью после того, как он разделит постель с Ириной, в глазах князя она увидела одержимое выражение, почти безумное. От понимания того, что он упускает ее из рук, теряет ее ласки, ее трепет и желание, он готов был отказаться от своей вожделенной, такой долгожданной Ирментруды Ирины тотчас же, и только чувство собственного достоинства, гордость не позволили ему тотчас оттолкнуть ту, ненастоящую, лживую женщину и заключить в объятья Диану.
Он не мог ее потерять; не мог смириться с тем, что нежная и сладкая самка больше ему не покорится.
И кроме этого… что-то в глубине его глаз говорило Диане, что она стала ему не безразлична. Строптивая, ревнивая, больно ранившая его самолюбие, раскрасневшаяся от гнева, она вдруг оказалась ему так же дорога, как Ирина — или даже больше. И он не готов от нее отказаться.
Диана ждала, что ночью он придет, разделит с ней ложе, но Эван не пришел. Видимо, гордость не позволяла ему сдаваться так просто, с первым «нет», с первым же испытанием его чувств. И девушка, утомленная страстной возней с Лео, скоро уснула.
Поцелуй разбудил ее.
Но вместо желанных рук, вместо мужчины Диана увидела лишь темноту…
Эван так и не пришел.
И это больно резануло ее сердце, отчаяние и тоска навалились с новой силой. Неужто ей все это показалось — и переживание князя, и Решил провести эту ночь с Ириной? Решил гордо отказаться от нее, от Дианы? Или подумал, что ее угрозы — это пустые слова? Самонадеянно подумал, что самка может лишь угрожать, но угроз своих не исполнит?
«Наразвлекается с этой гадиной, утолит свое желание, а потом явится взять свое и от меня, — с горечью и ревность думала Диана, наблюдая, как Лео мягко движется по комнате, отыскивая того, кто потревожил их сон. — А Лео… Лео будет целовать меня, удерживая перед ним раскрытой…»
От мысли об этом сладком, возбуждающем насилии Диана покраснела, но ее мысли — волнующие, обостряющие все чувства так, будто касаешься оголенных нервов, — были прерваны грозными криками Лео, какой-то возней и несчастным, трусливым писком.
Из темного угла, словно мешок с тряпками, Лео с ругательствами выволок упирающуюся Ирину.
— Кто это тут так невыносимо воняет звездной пылью?! Кто это, подлый и поганый, пробрался в мою спальню! В мою спальню! — рычал Лео. — Где сплю я, со своей женщиной! Кто тебя пустил, как ты посмела?! Разве я сказал, что возьму тебя после того, как ты путалась с Звездными?! Насквозь пропахла их жаром и их магией!
— Я всего лишь заблудилась, — пищала Ирина, притворно хныча. — Я ошиблась дверью!
Ее трясло; и не столько от того, что ее Лео застал, сколько от его слов о Звездных. Треклятый Итан! Что ему? Он далеко, зеркало лишь хранит его образ. А вот ей, Ирине, приходится отвечать за его желание посмотреть на Диану!
— Ошиблась дверью! — рычал Лео, трепля хитрую самку за шиворот. — Ты, которая обходила весь дом в кромешной темноте, наощупь находила сережки, что Эван собирался тебе подарить — ты мне сейчас говоришь о том, что ошиблась?! Позволь мне не поверить тебе! Что за гадость ты собиралась сделать? Ты же знаешь, что я тебя терпеть не могу, так чего ты могла искать в моей спальне, кроме собственной смерти?!
Дракон стал страшен; обнаженный, удерживающий брыкающуюся женщину за горло, он уже не напоминал мечтательного смешливого юношу. Черное кружево остроконечной чешуи проступало сквозь его кожу, тугие мускулы перекатывались под ажурным узором, в лице переменились черты, стали угрожающими, и Диана невольно отодвинулась подальше от него, прикрывшись спешно одеялом. Лео превратился в чудовищное ночное животное, в монстра, и даже то, что он был обнажен, не рождало в сердце девушки никаких эротических чувств. Он был воплощением грозной силы и дикой, неукротимой ярости.
— Ты не посмеешь тронуть меня! Я женщина князя; он тебе этого не простит, — прохрипела Ирина. Пальцы ее левой руки скребли руку, сжимающую ее горло, а правую… правую, с зеркалом, она тщательно прятала за спину. Драконица знала: если Лео увидит зеркальце, если он почует хоть тень тени Итана, если он заподозрит в ней шпионку, даже заступничество Эвана ее не спасет. Да и будет ли оно, это заступничество? Эван, который уже поколебался, не уверенный в своих чувствах к ней, вряд ли вступится. Сам убьет; это зеркальце будет лишним поводом, предлогом, чтобы избавиться от нее…
— Простит, простит, — усмехнулся Лео, в ослепительной улыбке показывая драконьи клыки. — Если б ты для него стоила так дорого, как утверждаешь, ты бы не ночевала здесь, в моей спальне, на коврике, как побитая собака. Ты бы сейчас была в княжеской постели, растерзанная и обессилевшая. Так что ты хотела здесь, в моей спальне?
Слова эти яркой молнией пронзили разум Дианы, испуганно вслушивающейся в их брань.
«А ведь и в самом деле! — ликуя, подумала она. — Эван не взял ее в постель! Не взял! Не сегодня! Иначе б она не стала в старом порванном платье шастать ночью по всему замку… Наверняка бы уже выпросила себе и побрякушек, и новый наряд!»
От радости дух ее занялся; она тихонько рассмеялась, пряча раскрасневшееся от счастья лицо, и Ирина, уловив краткий ликующий взгляд победительницы, с рыком рванулась из рук Лео. Смех Дианы показался ей издевательским и оскорбительным, и даже когти дракона, впившиеся глубоко в ее кожу, до крови раздирающие тело, не смогли заставить ее стоять смирно.
