— Итан, — произнес он как можно яснее, — твой Дух пещеры… я думал, ты догадаешься. Твой Звездный колдун, что обрел крылья благодаря любви к тебе. И я благодарен за это. Жизнь — равноценная плата за радость снять проклятие. Я ухожу свободным… и настоящим.
Диана не ответила. Она прижала ладонь к губам, чтобы ни один крик, ни один стон не перебил слова умирающего.
— Можно, — вдруг попросил он, — ты поцелуешь меня, Ирментруда Диана? Не украдкой, и не обманом. Я хочу, чтоб этот поцелуй был не украден и выманен силой или обманом. Я хочу попробовать немного любви той женщины, что меняет миры и судьбы.
— Но Итан, — горько плача над ним, ответила Диана. — Я не могу. Правда, не могу. Я жалею тебя всем сердцем, и так же благодарна тебе, но моя любовь принадлежит только им, князю и княжичу. И если я тебя поцелую — это будет то же обман…
Итан снова рассмеялся, закрыв глаза.
— Ах, какая злая ирония, — произнес он. — Верно. Если ты подаришь мне свой поцелуй, волшебство разрушится… Как жаль. Как жаль…
На крыше грохотало и ревело; драка шла, но противники словно не могли справиться друг с другом, и камни с треснувшего потолка нет-нет, да падали в море.
— Они не победят его, — вдруг твердо и ясно сказал Итан. — Он слишком силен, а они не знают его уязвимое место. Еще немного, и они выдохнутся. И тогда он будет здесь…
Белые, как снег, пальцы Итана вдруг сорвали с одежды яркий блик, и он засиял звездой в его ладони.
— Возьми, — прохрипел он, — спасись. Обратись в драконицу и улети. Я хочу, чтоб ты жила. В этом мне отказать ты ведь не можешь?
Диана обеими руками ухватила колкую горячую звезду и прижала ее к сильно забившемуся сердцу.
— Слабое место? — переспросила она, не замечая, что кричит. — Где оно?! Где его слабое место?!
Итан, кажется, уже ничего не видел и не слышал, но по ее губам прочел вопрос.
— Драконица, — медленно произнес он, чуть коснувшись ее волос слабеющей рукой. — Ты драконица. Смелая и сильная.
— Ну же! Где его слабое место?!
— Звезда с сердца. Он не смог ее сорвать — а я тебе… ее отдал…
Глаза Итана остановились, рука упала в волны, и море лизнуло ее, как затосковавшая по хозяину собака. Дракон был мертв.
Диана закричала и заплакала, прижимая горячую звезду к своей груди, накалываясь на ее острые лучи, но ее слезы были не в силах вернуть ушедшего.
— Все так и должно быть, — раздался над ее плечом спокойный голос. — Правда ранит, убивает, но это правильно.
Она молниеносно обернулась — и увидела Великую старуху, чьи длинные седые волосы и красивые одежды развевал ветер. Она свысока смотрела на умершего, и ее тонкие, недобро изогнутые губы были плотно сжаты.
— А ты думаешь, — медленно произнесла она, — зачем я таскала с собой эту палку? Просто так? Нет. Это же лоза. И у нас была своя корона. Да только получив любовь женщины, мужчина уже не хотел ее. Она была не важна. Она и у нас росла, эта корона, долгие годы. Но что корона, если ты сам можешь всего добиться, и когда с тобой правдивы и женщины, и враги, и друзья? Правда, не важно? Смотри, — она кивнула на Итана, — и враги, и друзья ее не пожелали. У них была цель поважнее — ты, мать будущего князя. Поэтому утри сопли, встань, и пойди, спаси моих сыновей. Достаточно лить слезы по этому храбрецу. Магия его не забудет!
**
Драконы были смелыми. И упрямыми.
Они видели, что все их усилия отражались на противнике меньше, чем они рассчитывали. Огромный монстр ворочался, черный и обгоревший, но живой. Струи пламени, которыми драконы поливали его толстый панцирь, расчертили его толстую шкуру черными бороздами. Это было болезненно — но не смертельно. Боль только сильнее злила его, он свирепел и отмахивался от назойливых врагов. И когда они, отпугнутые взмахами его могучих лап, отлетали подальше, он продолжал крушить крышу над тропическим гротом.
Он хотел попасть туда.
Единственный из всех, он хотел корону. Он выл и рычал, тянул к ней лапы через разломы в крыше, и ему не было дела до Дианы.
Он жаждал власти.
Ветер пригладил чешую Дианы, выползшей на крышу через круглое оконце в гроте. Ее глаза видели все иначе, чем глаза человека, и она видела то, чего не заметила бы, будучи женщиной — ярко мерцающую звезду на груди чудовища. В самом его сердце. Оттуда он не смог ее вырвать, побоялся, что умрет.
«А ведь это бы его освободило», — подумала Диана.
Звезда, подаренная ей на прощание Итаном, обратила ее в дракона, и Диана вцепилась в этот образ, в новое тело, в новую шкуру всеми силами, чтобы ничто не смогло унести и развеять магию.
«Хочешь правду? — шепнуло ей в уши ветер голосом Итана. — Я вспомнил. Синего Кита такие, как я, убили за то, что он не позволял нам свершать чудеса. Он был нам всем как отец, но суровый, строгий, подчас жестокий. Наверное, родителей надо почитать, но это дается с трудом, когда хочется познавать мир и творить чудеса. Мы просили позволить нам тратить магию на невообразимые, прекрасные и сумасбродные вещи, а ему это казалось нерациональным. Неправильным, глупым; но сейчас я вижу — это не было глупо. Нет. Это было необходимо и неизбежно — позволить своим чадам жить так, как они хотят, совершать свои ошибки и одерживать свои победы. Он не позволил. Да, мы убили его. Мы совершили грех, но и он… тоже. Он нас возненавидел и проклял — а мог бы поверить в нас и благословить.
Драконы — они другие.
Они чтят предков и традиции, они любили Кита больше нас. Они вообще любили больше…
Они прощали ему свою несвободу. Они смирились даже с тем, что Кит разлучил их с женщинами, обратив тех в водных змей, в рыб, в самок, что теряют память и забывают о любви, стоит ему позвать их обратно в море.
Наверное, это и есть благородство — уметь прощать. Но далеко не каждый достоин прощения.
Кит — не был достоин. Я бы убил его и еще раз. За то, что он пытался нас приручить и контролировать. Даже нашу любовь… Он научил нас любить только его, и отучил любить друг друга. Это не мудрость; это боязнь, трусость!
Смотри: Звездные убили Кита, это верно. Но я, Звездный, научил тебя летать, а значит, и прочие самки смогут? Им не надо будет уходить в море. Я вернул драконам их женщин. Вот забава-то… Этого Кит точно не допустил бы. Он полагал, что любовь — это высший дар, позволял мужчинам любить женщин в качестве великого блага. Только достойные могли претендовать на любовь самок!
Может, это и верно. Наверное, в этом он был прав — любовь это дар. Великий дар! Он касается сердца, и нет муки и блаженства выше этого! Только не ему раздавать этот дар; а самим женщинам. И мужчинам — не ему служить за право провести с женщиной ночь, а самим женщинам.
Без его скользких ласт разберемся…
Но даже в них, в драконах, дух свободы проснулся тоже; даже твой Эван пожелал невозможного и искал этого всю жизнь, возжелал всем сердцем чуда, любви от самки, которыми до сих пор повелевает переменчивое море — а значит, между Звездными и драконами разница не так уж велика. Не правда ли? Подлецы, трусы, негодяи — это встречается в любом народе, так же, как храбрецы и великодушные. Негодяи — не только Звездные, это любой, в ком нет потребности быть чем-то лучшим».
