Эван и Лео снова заходили на вираж, чтобы развернуться и опять облить чудовище с ног до головы пламенем. Диана, позабыв об опасности, на миг даже залюбовалась братьями, в каждом движении которых было все — мощь, решительность и неумолимая, свирепая ярость. Да, противник был крупнее и сильнее, но драконы привыкли яростно драться до конца, и Диана отчетливо почувствовала эту решимость, что побеждает любой страх. Решимость отдать и свою жизнь, чтобы победить.
И чувство это ей теперь тоже было не чуждо.
Новообращенная драконица раскрыла светло-золотые крылья — казалось, на ветру, наполнившем их, они позванивали, как тонкие листы золота, — и испустила дикий воинственный клич.
Голос ее был женским, в нем сплелось и рычание дракона, и ноты ее собственного, человеческого голоса. И трое дерущихся узнали ее; не могли не узнать.
Лео и Эван разразились тревожными криками, зависнув над монстром, а тот… о, как бронированный монстр был страшен! Его глаза, глянувшие прямо на Диану, были холодными и одержимыми, в них были только злоба и ненависть. Нечеловеческая, фанатичная ненависть — это было именно то, что поддерживало в монстре, дрожащем от боли, его неукротимое желание сражаться до конца.
Андреас — Диана с удивлением вспомнила, что это жуткое чудовище когда-то носило человеческое имя, — ее узнал, не мог не узнать. Он смотрел на молодую драконицу, парящую в небе, только миг, но в этот миг вся история, связанная с этим чудовищем, промелькнула у Дианы перед глазами.
И первая любовь, и поцелуи под вечным небом и звездами, и циничное предательство, продажа, использование ее, Дианы, в качестве разменной монеты в своих играх.
Бесполезных, бессильных играх, которые не смогли изменить этот мир.
— Диана, — произнес он. Словно выдохнул; словно подмытый морем утес рухнул в море. Словно сошла лавина в горах. — Глупая, бесполезная самка, которая не сгодилась ни на что! Я думал, в вашем мире принято сопротивляться и стремиться в свое гнездо, на родину, там, где ты увидела солнце. Думал, ты будешь царапаться, как тонущая кошка, пока не сотрешь все ногти в кровь. А ты поплыла по течению, покорилась! Легла под драконов… а я мог бы изменить весь мир, если б ты не оказалась трухлявой веткой! Из-за тебя рассыпался в куски весь мой план! А я мог бы!..
— Мир меняют только сильные! — прокричала Диана. — А ты ничтожен и слаб! Что же ты пожалел для этого мира свое сердце? Испугался? Этот мир изменил не ты — Итан! Это он творил чудеса, а ты лишь ждал мига, чтоб пожать плоды его трудов! Но и этого тебе не удастся сделать!
Она откуда-то знала, что и он вспоминает свой путь ошибок и неудач, больше похожий на узкую тропинку в горах, с которой соскользнуть — верная смерть. Он поднимался по этой тропинку все выше, она становилась все уже. И сейчас Андреас делает по ней последние упрямые шаги, несмотря на то, что под ногами уже крошатся камешки и летят в пропасть, обозначая его последний путь, падение в бездну.
Ее слова привели его в бешенство; он взревел так, что у Дианы померкло все перед глазами, а когда она смогла видеть, монстр уже несся на нее.
Ему не жаль было погубить очередное чудо этого мира — летающую драконицу. Все самки плавали в море, и лишь эта летала. Это было так невероятно, что Эван и Лео на миг замерли в замешательстве, и потому пропустили бросок зверя. Они слали ему вслед жгучие струи, но не успевали, зверь тяжким черным снарядом несся вперед — и Диана острой золотой пулей летела навстречу ему, выцеливая его слабое место — трусливое сердце, помеченное ярко горящей звездой.
Она никогда не летала раньше, но это оказалось так легко. Мысль вела ее, умело обходя опасности и препятствия, и слишком неповоротливые лапы чудовища, и его зубастую пасть, щелкающую чудовищными зубами.
Сверху пролился целый водопад пламени, но драконьей чешуе он был не страшен. Диана почувствовала, как оно омывает ее, раскаляя тело, делая его сильнее, живее и… острее. Зато монстр/, отыскивающий ее в пожаре, был ослеплен и ревел, чувствуя, как огонь жжет его глаза.
Он не вынес; он встал на задние лапы, вынырнул из огня, и яркая звезда сверкнула прямо перед глазами Дианы.
И тогда она дохнула в свою яркую цель огнем. Выдохнула всю свою обиду, весь свой страх и муки, что были в ее душе, и послала это раскаленной добела стрелой прямо в сердце тому, кто заставил ее все это пережить.
Словно нож в масло, вошла золотая драконица в расплавившуюся от ее огня звезду — и почти сразу же выскочила из спины навылет раненного монстра, прошитого струей ее огня.
Звезда тлела и полыхала, и ее багровым светом наливались все раны, откуда Андреас вырывал другие звезды. Длинные глубокие раны, пересечение лучей вырванных звезд, наливались багровым пламенем, которое впитывалось и монстр, взревев в последний раз, взорвался и развалился на множество тлеющих кусков.
Диана облетала пожарище, оставшееся от Андреаса. Сердце ее билось по-прежнему сильно и спокойно. Драконам неведом страх, и злорадство — тоже. Радость победы не затмевалась никакими низменными чувствами, но чтобы ушли воспоминания, они должны были сгореть в этом пожаре вместе с тем, с кем они связаны.
Глава 13. Брачный ритуал
Бой утих; драконы — Эван, Лео и Диана, — отстояли свой дом, — и, облетая его, огромную Драконью Гору, с выточенными морем окнами и многочисленными входами, защищенными магией, Диана видела, как к месту разломов, оставленных монстром-Андреасом, стремятся множество маленьких в сравнении с князем драконов.
Алыми быстрыми стаями, так похожими на стаи стрижей, они налетали на проломы, взбивали над ними воздух, пока магия не вскипала от этих ударов, и чинили дом.
«Мой дом, — подумала Диана, глядя, как исчезают под крыльями магов-строителей даже малейшие сколы на камнях, оставленные когтями монстра-Андреаса. — Теперь это мой дом по праву. Я отвоевала его. Я заслужила право жить в нем…»
Легко взмахнув крыльями, она с воздушным потоком скользнула в круглое оконце в грот, к теплому морю, в тропической зелени и сладким ароматам.
Миг, когда она перекинулась в человека и когда ее ноги, а не драконьи лапы, побежали по песку, она пропустила. Но Диана точно знала, что и обратно перекинуться ей удастся так же легко, по единому желанию.
Следом за ней на песок опустились и Лео с Эваном — она услышала, как шумят за ее спиной их крылья, как скрипит песок под их ногами, — но все ее мысли сейчас устремлялись не к ним.
К Итану.
Он все так же лежал на боку в полосе прибоя, море лизало его руку, словно жалея, приглаживало черные волосы, и Диане, которая, наконец, рассмотрела его, стало невероятно жаль погибшего смельчака и дерзеца. В магическом тропическом свете солнца его заострившиеся черты показались ей невероятно красивыми и умиротворенными, словно дракон умер не от ужасного яда, а заснул, и вот-вот проснется.
Рядом с его рукой, которую он вытянул вперед, к рыжему берегу, быстро зарастающему черной лозой, лежала корона. Она созрела, сплелась из самых крепких и гибких веток и упала вниз, на песок, и набегающие волны покачивали ее, но не осмеливались унести с собой. Черная, словно выкованная самым искусным ювелиром самыми крохотными молотками, она выглядела составленной из причудливой мозаики, и казалось, что принадлежит она не им, живым, а ему, Итану — умершему.
