Жанна искренне наслаждалась ужасом и отчаянием, объявшими Ивон.
Ей было приятно видеть, как сестра, находящаяся полностью в ее власти, бьется и не находит выхода, словно бабочка, увязшая в паутине. А Жанна в этот миг походила на человека, который с любопытством наблюдал эту агонию, и пальцем хладнокровно и жестоко подталкивал пленницу к подкрадывающемуся пауку.
Чтобы посмотреть, как тот ее будет есть.
– Да что такого-то, – наивно и легко прощебетала улыбающаяся Жанна в который раз, когда изнемогшая Ивон, уставшая вырываться из пут пленившей ее магии, упала на пол и горько зарыдала.
– Пожалуйста, – всхлипывала Ивон, отирая мокрое лицо, – отпусти меня. Ты не представляешь, как там страшно, в этом королевском дворце. Ко мне приставлен страж, он за мной следит. И если он узнает, что я была дома. что я без разрешения. он меня иссечет до крови! А что сделает король, и подумать страшно! Ты же знаешь – он строг! Он не сделает для меня поблажки, даже если я и скажу ему, что всего лишь была дома, в семье!
– Да не ври ты, – зло выплюнула Жанна. – Не так уж там плохо, и король наверняка к тебе хорошо относится. Смотри – тебя отмыли, вон какое платье красивое дали. сережки...
– Сережки, – горько прорыдала дрожащая от страха Ивон. – За эти сережки они с меня кожу живьем спустят! Ну, пожалуйста. это же для тебя! Ты же сама хотела, чтобы я прошла этот отбор! Зачем же ты сейчас это делаешь, зачем мешаешь мне? Если меня накажут, если я не пройду, ты же первая меня поколотишь!
Черные брови Жанны грозно сошлись на переносице.
– Конечно, поколочу, – с нехорошим удовлетворением в голосе произнесла она. – Потому что нечего свои ошибки оправдывать тем, что я тебя домой вызвала! Не придумывай, не может быть во дворце таких дурацких правил. Ты же невеста, а не пленница! Давай, говори, что там. Король-то красивый?
– Я не знаю, – горько прошептала Ивон, стирая с глаз катящиеся слезы. – Я не видела его лица.
Жанна побагровела от ярости.
– Ты посмотри, какая она сука! – выпалила толстуха, яростно топнув в пол так, что ее необъятные окорока, обтянутые белыми кружевными чулками, заходили ходуном. – Вот ты сейчас нарочно меня злишь! Нарочно! Специально делаешь все так, чтобы я злилась и орала! Что тебе стоит сказать?! Ты специально меня дразнишь, дрянь!
Магических способностей Жанны было достаточно и для того, чтобы прорваться сквозь ею же сотворенные магические путы и вцепиться в волосы Ивон.
– Я тебе покажу, – пыхтела Жанна, трепля сестрицу, – как меня доводить...
Она вознамерилась подтащить рыдающую Ивон к ящикам в углу и как следует поколотить ее головой, желательно лицом, об эти самые ящики. Разум сквозь алкогольную ярость все же подсказывал ей, что изуродованная Ивон вряд ли понравится королю, а значит, и отбор проиграет. Но жажда мести – за свою неряшливость, некрасивость и неудачливость в любовных делах, – была выше желания Жанны стать королевой. В конце концов, даже корона не изменит того, что у нее, у Жанны, в отличие от Ивон, пузо весит пуд, и ляжки что у твоей свиньи!
А значит, Ивон должна заплатить, что именно ей от природы достался краткий нрав, тонкий стан и роскошные темные волосы!
Но не успела Жанна как следует намотать волосы сестры на свой жирный кулак, как откуда-то сверху раздался грозный клекот, и белая молния, неизвестно откуда взявшаяся под крышей старой башни, ударила Жирную Жанну прямо в загривок.
Та осела, распустив толстые пальцы и раскрыв в изумленье рот. Откуда-то сзади, из рассеченного затылка и жирной холки полила темная нездоровая кровь – обильно, быстро,
– и Жанна, мазнув по шее рукой, поднеся к глазам испачканные пальцы, заорала, как резанная.
– Ты убила меня! – вопила Жанна. – Ты убила!..
Клекот сверху повторился, и Жанна, подняв вверх налитые кровью глаза, с изумлением увидела белоснежного сокола, усевшегося на балку и крутящего головой. Хищная птица разинула окровавленный клюв, леденящий кровь крик повторился, и Жанна поняла, что сокол сейчас ударит еще раз. А потом еще и еще, так же беспощадно, как она до этого момента трепала и мучила Ивон.
– Что это такое?! – заверещала Жанна. – Ведьма! Откуда ты взяла его?!
– Это мой герб, – ответила Ивон, кое-как поднимаясь на ноги. Магия Жанны все еще удерживала ее, но девушка смогла поднять руку, и сокол, повинуясь хозяйке, слетел вниз и уселся на ее предплечье, прихватив алые шелка окровавленными когтями. – Тот, что на плече. Он защищает меня. Сейчас же верни меня во дворец, – голос ее окреп, – или я велю ему еще раз атаковать тебя.
– Да черта с два! – выкрикнула Жанна, ухватив себя за жирное плечо. – У меня такой же! Если твой умеет драться, то и мой тоже!..
Но ее герб был тих и неподвижен. Может, оттого, что Жанна, изумленная нападением, до конца не могла поверить в то, что забитая Ивон на это решилась, а может потому, что ее разум, одурманенный алкоголем, не воспринимал угрозу как настоящую.
...Ведь графу Уорвику удалось усыпить свой герб и погибнуть от шального ножа?..
– Ну? – грозно выкрикнула Ивон, поднимая руку и тревожа сокола. – Возвращай – или я спущу его!
Жирная Жанна, кряхтя, кое как уселась на толстый зад. Белое платье ее, фата – все было бесповоротно погублено, залито кровью и растерзано птичьими когтями. Еще и бутылка разбилась. Жанна трясущимися губами прочла заклятье, распутывающее магические потоки, притащившие сестру в башню, и та исчезла вместе со своим белым дьявольским соколом.
А Жанна осталась одна – побитая, растрепанная, без свадебного платья и без одной золотой сережки в виде снежинки.
Магический вихрь, раскрутив, бросил Ивон на пол, и она пребольно ударилась коленями и локтями о лакированный паркет. Сокол давно вернулся на плечо; герб горел воинственным белым светом, Ивон чувствовала вкус крови Жанны. и непереносимый ужас, потому что вокруг нее разливался тонкий, но очень хорошо уловимый запах магии, аромат свежей хвои и дождя.
Она подскочила, утирая слезы, кинулась к окну, распахнула его, чтобы свежий ветер вымыл из комнаты запах магии. Наивное полудетское заблуждение! Такими трюками было не обмануть даже мать!
Затем девушка схватилась за свои волосы, дрожащими ладонями ощупала платье. И прическа, и наряд были испорчены; капли крови украшали атласный рукав. Шпильки, удерживающие волосы, все рассыпались и потерялись, и Ивон совершенно не была готова к выходу!
Более того – она вдруг ощутила отвращение к нарядному алому платью, которое выбирала с таким тщанием, предвкушая, как получит еще один внимательный взгляд от короля. Теперь ей было стыдно за свою попытку обратить на себя внимание, к своим обнаженным плечам и открытой груди она испытывала лютое отвращение, понимая, что таким образом хотела предложить себя королю, как яство на блюде.
Готовая на все, бесстыдная и безвольная в своей покорности.
