Не в первый раз, конечно.
В безупречном верном сердце Валианта вдруг яркой и колючей звездой родилась нежная жалость к Ивон – к бедной и чистой девочке из странной, омерзительной семейки, которая и ее красоту и юную свежесть попыталась обратить в товар во благо себе. А потом этот товар, конечно, смахнули бы с полки, втоптали бы в грязь, забили бы до неузнаваемости, изуродовали и изломали, как хрупкие цветы, чтобы так уж не бросалась в глаза разница между Ивон и Жанной...
Да и просто так. За ненадобностью. Ивон была не дорога и не ценна своей семье. Не нужна. Не родна и не понятна. Для них она была что та дешевая свеча в сундуке – чтобы сгорела и исчезла, и только. Если потребуется еще такая Ивон, то ее найдут среди слуг, или среди нечаянных, малознакомых людей. Среди того, кого не жалко, и с кем сердечными узами не связан.
И можно ли судить и обвинять Ивон, беззащитную и одинокую, окруженную этими жадными тварями, в том, что она подчинилась им, запуганная и забитая, и пошла на обман короля?..
Все эти размышления Валиант пережил болезненно. Жалость и внезапная симпатия к Ивон остро отточенным лезвием кромсала его верность королю, он понимал, что вынужден будет выдать Ивон, но при этом его чувства к ней из сердца, из души никак не вытравить. Ему придется разрываться, метаться меж двух огней. И выбора нет.
Он будет говорить королю о ее предательстве, о коварстве, что готовила эта семейка, о том, как она пошла на подлог, а жалость к ней будет рвать его сердце, как острый стальной крюк попавшуюся и сильно бьющуюся рыбу.
– Что же ты молчишь, Жанна? – продолжал свой допрос Валиант. – Нечего сказать в свое оправдание?
Под рукой его хрустело, лопалась натянутая кожа. Жанна сикотила ногами все быстрее и отчаянней, в груди ее булькало.
Валиант хотел еще что-то сказать ей. Он мучительно искал слова, чтобы выразить весь свой гнев, все свое презрение, чтобы вымыть ими всю грязь Жанны, что испачкала его, но Жанна вдруг вздрогнула и неожиданно замолкла, а ноги ее последний раз ударили пятками в стену.
Круглое лицо ее посерело, большие черные глаза выкатились из орбит. Дракон брезгливо разжал пальцы и отступил Жанну. Под ноги ему упало бездыханное тело. Он слишком переусердствовал и удавил ее, сам того не желая. В его пальцах словно сосредоточилась вся ярость, и он не смог ей противостоять.
– Во славу короля, – хрипло произнес Валиант в третий раз, переступая через лежащую.
Документ, что он отобрал у Вольдемара, был надежно упрятан в сапог. Приказ короля он выполнил – убил всех, никто не ушел. Значит, и камня у них не было.
Так отчего же так трудно теперь дышать, словно на сердце лежит тяжкий груз?
Валиант снова оглянулся на то место, где недавно кружился магический вихрь. Теперь там было тихо, и только какая-то старая розовая тряпка валялась на дощатом полу. Из нее магия соткала образ Ивон...
Смотреть на нее было невозможно. Перед глазами Валианта снова и снова рисовались сцены расправы Жанны над Ивон. И ее нежное личико, цветущее улыбкой, ее застенчивое смущение, когда король целовал е в гладкий лоб.
Как только он прочтет этот документ, он превратится в зверя.
Он ударит в это цветущее, милое, невинное личико так же точно, как Жанна. И для нее, для Ивон, станет таким же жестоким, как и ее семейство.
Еще один источник боли и презрения. Еще один человек, что приносит ей страдания. Еще один, к кому она потянулась своим искренним чистым теплом, и кто отвергнет ее и разломает, уничтожит и подарит только ужас и мрак.
«Я должен это сделать, – твердил себе Валиант. – Я служу королю! Я люблю короля как отца, как брата, как друга. Он не заслуживает обмана и этих хитрых махинаций! Я должен!»
Но отчего же так горько на душе и так тяжко?..
**
Наступила очередь Ивон водить.
Девушки завязали ей глаза, со смехом раскрутили ее и оставили, пестрой стайкой бабочек разбежавшись по райским зарослям прекрасного королевского сада.
Их голоса звенели как колокольчики, и Ивон, вытянув руки, смеясь. Последовала за ними.
Сначала она слышала их, девушек, убегающих с визгом и криками, а потом их голоса ушли, отодвинулись куда-то далеко. Ивон слышала лишь чье-то дыхание, то затаивающееся, то звучащее с новой силой, и шорох одежды да острожные шаги. Изредка кто-то перебегал ей дорогу, но эти стремительные перебежки казались ей шумом перьев птицы, перелетающей с куста на куст, и она с упорством продолжала следовать за тем, кто старался от нее спрятаться, отойти незаметно, но которого она слышала отчетливее всех.
Она почти поймала; ее пальцы коснулись чьего-то плеча, ощутили текстуру ткани, и вдруг магический вихрь объял их. Иссек ее лицо и руки колючим волшебным песком времени; Ивон в ужасе вскрикнула, чувствуя, как нечистый призыв Жанны овладевает ею, как вихрь подхватывает ее и поднимает в воздух, разрывая тело болью. В его гудении Ивон слышала страшные враждебные голоса, смех демонов, вопли мучеников. И ее все глубже засасывало туда, к ним, в ужас и боль.
Ивон беспомощно хватала пустоту, призывая на помощь, сердце ее замирало от ужаса и отчаяния. Все это происходит на глазах свиты короля, его невест, его самого, наконец! Снова он учует магию, исходящую от нее, снова будут вопросы, недоверие, подозрение.
Жанна снова натешит свое самолюбие, наиздевается, наулыбается садистски, глядя доброжелательно и мило на перепуганную Ивон, и снова кинет ее во дворец, как бабочку в муравейник, чтобы посмотреть на ее муки, когда ее станут рвать и терзать королевские слуги за ослушание!..
И это было так несправедливо, так горько и обидно, что Ивон впервые в жизни захотела, чтобы все поняли, что она не виновна. Она захотела позвать свидетелей, которые увидели бы все своими глазами и могли бы потом подтвердить ее невиновность! Она не хотела больше кротко сносить тычки и оплеухи. Сейчас у нее было одно желание – чтобы настоящий виновный понес наказание, а не она, Ивон!
– Помогите! – выкрикнула Ивон отчаянно, в последней попытке удержаться, протягивая руки в пустоту. – Ну, помогите же! Кто-нибудь! Спасите меня!
Ее крик, полустертый магическим вихрем, был услышан; кто-то отважно нырнул в магический колючий мрак, чья-то рука крепко ухватила ее за запястье, и Ивон почувствовала, что бушующий вокруг нее магический ветер вдруг стихает. Изо всех сил и она вцепилась в спасительную руку, чувствуя, как спаситель ее вытягивает из магического кокона, отнимает у безжалостного призыва, возвращает в реальность из страшного небытия.
Резкой болью обожгло ухо, Ивон вскрикнула, почувствовав, что красивая длинная серьга, подаренная королем, за что-то зацепилась, и тут же ветер стих, смолкли жуткие звуки. Зло прекратило касаться ее своими костлявыми пальцами. Девушка поняла, что магия призыва больше не властна над ней, а спаситель крепко держит ее в своих объятьях, прижимая к своему сильно бьющемуся сердцу.
