– Вы видели?! – вскричала Ивон. – Видели?! Я не сама, видит небо! Не сама! Меня пытались похитить!
Она поспешила сдернуть повязку, и к своему удивлению увидела перед собой... короля.
Это он, не раздумывая, кинулся за ней в опасный магический водоворот, и именно его сила удержала ее, не отпустила в опасное путешествие.
– Да, – мягко подтвердил он, отерев бусины пота с ее бледного лба. – Я видел. Вы не лгали мне – вас действительно принуждали покинуть мой замок, дитя мое, и покинуть такой страшной дорогой! Никто по своей воле не ступил бы на нее, это очень опасно.
– Никто, кроме вас, – возразила Ивон. – Вы последовали за мной! Вы пошли туда и удержали меня! Как же я вам благодарна!..
– Это мой долг, – ответил король. – Защищать попавших в беду. Успокойтесь и утешьтесь. Все миновало.
Король говорил все это добрым голосом, и у Ивон отлегло с души. Она почувствовала, что ее никто не подозревает, никто не собирается травить и никто не станет с нее спрашивать за грешки Жанны, как это случалось до сих пор. Но к радости того, что ей удалось оправдаться, примешалась горечь понимания, что она никогда не получала этой справедливости от своих близких, а от короля получила ее так легко.
То, что для всего остального света было естественно – понимание, сострадание и доброта,
– в ее собственной семье было заперто на замок, запрещено. Все это было похоже на богатства, на расшитые золотом платья, которые матушка Ивон прятала от нее в своих запертых сундуках, и ни за что не разрешала их доставать и хотя бы примерить.
«Ты не достойна этого!» – выкрикнула бы зловредная старуха. Ивон вспомнила ее перекошенное ненавистью лицо и на душе ее стало еще горше.
– Я благодарна вам за то, – откровенно и прямо прошептала Ивон, уткнувшись в грудь короля и прижавшись к нему всем телом, – что вы мне поверили. Поверили, что я не сама делаю это, и спасли меня! Мне никогда никто не верил; все мои беды объясняли тем, что я сама виновата. Что я недостаточно усердна, чтобы справиться, или что я сама желаю того, что со мной происходит. Вместо понимания и утешения я обычно получала наказание. Меня, выбравшуюся из передряги, снова кинули бы в нее, как щенка в холодную воду под мостом. Вы – первый, кто протянул мне руку, и кто ответил сочувствием на мой страх и на мои слезы!
И Ивон расплакалась с необычайным облегчением, уткнувшись лицом в королевские одежды.
Несмотря на кажущееся спокойствие, король тоже был взволнован. Лицо его было неподвижно, но в глазах отражался страх, и руки, поглаживающие и успокаивающие девушку, чуть вздрагивали. Он попытался улыбнуться – улыбка вышла кривая, неуверенная. Губы его побелели, он сжимал их крепко, будто не хотел, чтобы лишнее, неосторожное слово выпорхнуло из них.
– Какой хитрый способ поймать меня в игре в жмурки, – чтобы сгладить неловкую затянувшуюся паузу, тихо произнес он, наконец, взяв себя в руки и рассмеявшись. – Попасть в беду и вынудить меня самого сделать шаг к вам навстречу... Кто научил вас так подманивать?
– Но я не нарочно, – слабо запротестовала Ивон, и король рассмеялся смелее, отходя от пережитого шока.
– У вас кровь, – сказал он, осторожно отирая белоснежным платком чуть надорванную мочку уха Ивон. – Позвольте мне за вами поухаживать?
Он промокнул ранку, поправил серьгу, словно извиняясь за что-то. Его острый взгляд рассмотрел вернувшуюся на место драгоценность; это, несомненно, была та самая серьга, что он отдал Валианту. И тот, несомненно, именно ею перебил призыв, наложив на нее чары и швырнув в зарождающийся магический вихрь, вызванный юной некроманткой Жанной.
«Если б не Валиант, у меня не было бы ни малейшего шанса удержать девушку, – подумал король, с удивлением покачивая головой. – Моей власти и магии хватило бы еще всего на миг, на два, а затем призыв все равно вырвал бы ее из моих рук. Что же там за чудовище такое, если оно обладает такой силой в своих заклятьях? И я – отчего я так бездумно шагнул вслед за этой девушкой в воющую преисподнюю?..»
– Ваша сестра, – очень серьезно произнес король, рассматривая Ивон, медленно приходящую в себя, – очень жестока с вами. Очень.
– Пара оплеух, – дрожащим голосом произнесла Ивон, – которыми она наградила бы меня
– это не запредельная жестокость...
– А я не об этом говорю, – перебил ее король. – Я говорю о заклятии. Никогда не видел ничего ужаснее и беспощаднее некромантского заклятья, которое она сейчас на вас накладывала. Она проводила вас через мир мертвых, вы знаете это? Каждый раз, призывая, протаскивала вас по жуткому миру духов, рискуя оставить там навсегда. И никакой защиты.
Ивон замерла в объятьях короля, глаза ее расширились от страха.
– Ветер разбирал вас по крупинкам, – продолжил король. – Рассеивал, как горстку песка. Отщипывал от вас по кусочку. Сначала он стирал румянец с ваших щек, потом сдирал кожу. Одно неверное слово в устах призывающего – и обратно этот ветер вас не собрал бы. Вы бы потерялись где-то между мирами. Стали бы навечно несчастным призраком или безумной калекой. Какое глупое, опасное и жестокое волшебство. и все ради того, чтобы узнать, красив ли король и влепить оплеуху? Как жаль, что такие сильные знания попадают в глупые головы.
– Достаточно! – в страхе выкрикнула Ивон, вся дрожа. – Не надо говорит об этом! Не пугайте меня, прошу!
– Я сам напуган, – ответил король, улыбаясь самым краешком губ. – Признаться, так страшно мне никогда не было, как в тот миг, когда я просто сунул в вихрь руку, чтобы вас удержать.
– Вы удержали меня!.. Вы рискнули собой! Ваше Величество, какой опрометчивый поступок! То есть, – осеклась Ивон, заметив, как в зеленых глазах короля разгораются смешливые искры, – это, разумеется, мужественный и великодушный поступок, но жертвовать собой ради меня?! О, я, глупая! Я не стою вашей жизни! Это недопустимо! В конце концов, вы не должны рисковать собой ради.
– Ради спасения юной девушки? Я так не думаю, – улыбнулся король. – Всегда есть девушка, попавшая в беду, и всегда найдется рыцарь, который ее спасает.
– Рыцарь, – слабо возразила Ивон, чувствуя, что король поглаживает ее чуть более страстно и жадно, чем того требовал момент, – а не дракон. Драконы не спасают юных дев.
– Да? Кто это вам сказал? – усмехнулся король и склонился еще ниже над нею, заглядывая в глаза, в самую душу своими светящимися, гипнотизирующими драконьими глазами. – Вы хотите сказать, что дракон не может быть благороден, безупречен, великодушен и бесстрашен, как доблестный рыцарь?
– Я вовсе не это хотела сказать, – густо покраснев, пролепетала Ивон, но король, не слушая ее, вдруг поднял ее лицо к себе и закрыл ее рот поцелуем, слишком внезапным, слишком порывистым и слишком страстным. Его губы ласкали ротик девушки так одержимо, так горячо и нежно, что у Ивон дух перехватило.
На миг ей показалось, что король требует от нее подтверждения своей доблести, требует ее восхищения, словно ни от кого его ранее не получал – или получал, но не ценил. А ее восторг – это что-то невероятно ценное для него, невероятно важное и желанное. И он готов целовать и ласкать Ивон до тех пор, пока она не выкрикнет слова признаний.
