Вольдемар, подоспевший последним, и все-таки будучи более благоразумным, чем Жанна, смолчал.
– Это индульгенция, – глупо выдохнула Зинан. Ярость и отчаяние, равно как и пощечина дочери, опустошили ее. – Ты знаешь, сколько это стоит?! Ты знаешь, как трудно это достать?!
У Жанны и Вольдемара лица вытянулись от изумления, потому что индульгенция – это была одна из самых сильных, невероятных и дорогих вещей на свете.
Их мать, старая склочница, толстозадая, глупая и неповоротливая, оказывается, закрывшись на своей фыркающей паром летней кухне, варила не компоты и не варенья на зиму, а изготавливала индульгенции за огромные деньги.
Индульгенция, второй шанс. Отпущение грехов и дарованная новая жизнь. Удача, ухваченная за хвост.
После смерти тела от старости, когда-нибудь через пятьдесят лет после составления, индульгенция разворачивалась, распускала связывающую ее шелковую ленточку, и дарила своему хозяину новую, полную счастья, жизнь.
Новый шанс пройти свой путь земной хорошо и правильно; со всем опытом, с учетом ошибок, но без наказания за старые грехи. В новом, крепком, здоровом теле. Дряхлые старики, имеющие индульгенцию, молодели на тридцать-сорок лет и избавлялись от смертельных болезней, терзающих их плоть. Срастались переломанные шеи висельников. Заживали пробитые сердца дуэлянтов. Девы-утопленницы выходили из прудов и понимали, что их сердечные страдания ничто по сравнению с красотой и радостью жизни.
И впереди была новая дорога-жизнь, такая же восхитительная и чарующая, какой она рисуется всем в восторженной ранней юности.
Составление индульгенции было делом тонким, очень трудным и очень дорогим.
Чтобы исполнились все магические заклятья, записать все слова прощений золотыми переливающимися чернилами, нужны были разные зелья, а ингредиенты к ним были редкими и дорогими. Их продавали крупинками, на счет, и каждое из них сметалось с весов золотой жесткой щеточкой.
Разумеется, для себя и для своих отпрысков мадам Зинан не могла позволить такой роскоши. Толченые коренья розовых лотосов, крылья райских бабочек, крупинки попавшейся в сети гномов радуги – все это отвешивалось в точности, просчитывалось чуть ли не по зернышкам. За все ингредиенты заказчик платил торговцам сам, а Зинан платили только за работу с бумагой.
Услуги ее стоили, право же, не дешево, но все равно – не так дорого, чтобы жадная Зинан могла купить себе все необходимое. Ей с семейством пришлось бы тогда долгое время есть пустые бобы с капустой. А этого она не хотела бы.
...И только особой золотой щеточкой можно было наскрести с чашечки весов крупинки, крошки, следы этих невероятных веществ, с помощью которых потом можно было изготовить волшебные чернила и написать индульгенцию себе.
И Зинан делала это.
Она тщательно сметала с весов самые мелкие пылинки, обкрадывая своих клиентов понемногу, кого на день, кого на час, выкраивая из их следующей жизни по кусочку. Она работала скоро и хорошо, клиентов у нее всегда было много, поэтому кое-как, но на чернила к первой индульгенции – для себя самой, – она наскребла быстро.
Вот только странное дело: записав последнюю букву с завитушками, поставив печать и обвязав документ ленточкой, Зинан немного изменилась. Виноваты ли в том были чужие чернила, которыми Зинан должна была описывать чужие жизни, или же хитрая стряпчая просто стала умнее и опытнее – теперь этого никто не скажет. Но только в голове ее теперь зрели очень смелые и дерзкие мысли, одна крамольнее другой. И не всегда эти мысли были добры.
Для маленького карапуза-Вольдемара Зинан использовала те капли, что остались от ее чернил и немного от тех, что удалось выкроить из доли удачливых купцов. Может, отсюда Вольдемар унаследовал талант к составлению разного рода бумажек?..
Для Жанны Зинан писала индульгенцию жирными щедрыми буквами, которые просыхали на волшебной бумаге долго. Те года были щедры на кающихся некромантов и колдунов всех мастей. Они боялись, что их души сгинут во мраке, и сыпали золото щедрой рукой. Зинан стаскивала у них крупинки ингредиентов по две, по три штуки, кроме того, что сметала щеточкой. Потом толкла в ступке, варила зелья, капала в чернильницу золото и писала, щурясь от удовольствия. Ее любимое чадо должно было получить самый увесистый, самый щедрый шанс на вторую жизнь!
...Кто ж знал, что к бойкой и капризной малютке Жанне откуда-то привяжутся таланты и знания злобных некромантов?! Никто об этом мошенницу – Зинан не предупреждал. Никто не сказал ей, что нельзя воедино смешивать разные судьбы и жизни. Никто ей не сказал, что некромантскими раскаяниями и историями не выпишешь судьбы достойной и простой, но легкой. И никто не говорил ей, что за индульгенциями идут в основном прожженные негодяи, которые боятся смерти и магического проклятья больше нищеты и земных страданий.
Впрочем, об этом можно было догадаться самой, не так ли?
– Это был твой второй шанс, – убитым голосом произнесла Зинан, устало опуская руки, перепачканные в пепле. – Твоя вторая жизнь! И как бездарно этот шанс истрачен!
Сейчас!.. когда еще жить да жить!..
Мадам Зинан устало махнула рукой; по всему было видно, что она разочарована, что ее труды пошли насмарку, и что кусочек настоящего, дорогого волшебства, припасенный на самый последний и черный день, понадобился и был истрачен так скоро.
– Вы дура, маменька, – грубо сказала Жанна. – Кто ж такие вещи прячет под кровать?
– Какая разница, куда спрятать, – огрызнулась мать. – Она истратилась потому, что нас всех убил этот.
– Дракон, маменька, – подсказал почтительный Вольдемар. – Нас убивал дракон. Судя по всему, слуга короля.
– Чем мы провинились перед королем? – изумилась Жанна. До нее все доходило с трудом.
– Вашими проделками, милая сестрица, – угодливо подсказал Вольдемар. – Слуга короля спрашивал меня, отчего это неувязочка в бумагах вышла. Отчего с королем Ивон, а в бумагах значится имя Жанны. Он пришел сюда именно из-за ваших грехов. Что-то неладное он подозревал, когда явился за нами.
Жанна припомнила слезы сестры, ее отчаянное «нас накажут за ослушание!», и прикусила язык. По всему выходило, что наказание – и такое дорогое, стоившее ей жизни,-заработала именно она.
– Откуда я знала, – огрызнулась Жанна, и тут мать снова влепила ей оплеуху.
– Что ты сделала, мартышка?! – взревела Зинан. – Как ты раскрыла нас?! Это был отличный план, коза ты трехрогая, мы могли бы стать родней королю, а с его деньгами я бы выписала вам еще индульгенций!..
– Король бы не разрешил, – заметил Вольдемар. – Он не потерпел бы под своей крышей негодяев. А индульгенции покупают одни негодяи, это всем известно.
Жанна стояла молча и кусала свои толстые губы, явно судорожно размышляя о чем-то.
– А где индульгенции отца и Ивон? – вдруг дико и яростно вскричала она и тигром ринулась к матери. – Где они?! Дай мне сюда! Сейчас же дай их мне сюда!
