Жанна и ее хитрый план! Ее перекошенное от злобы лицо, суровая брань матери, угрозы, попреки, побои, наконец, если Ивон вернется ни с чем домой...
...И наверняка снова бездомность и голод, ведь если дело не выгорит, Жанна Ивон со свету сживет. Не позволит провести под родной крышей ни дня. Оберёт и выгонит прочь. Да даже если и выгорит – Жанна может в насмешку выкинуть королевскую фаворитку за порог, просто чтобы посмеяться над ней и потешить свое самолюбие.
Назваться ее именем?..
Испугаться снова побоев, испугаться недоброго приема дома, осуждений, брани и – самое главное! – призрачного шанса заслужить хотя бы крошечную похвалу от родных, но таких не близких, злых людей?.. Снова принести им в жертву себя, свои мечты, свои усилия, саму себя? Как преданная дворовая собака, которая еле шевелит хвостиком, смотрит из-под стола голодными глазами, и которую все пинают ногами?
Предать короля, который так добр, терпелив – и чего уж греха таить, так нравится, что аж сердце замирает! – обмануть его, позволив молча Жанне, этой избалованной сверх меры злой и глупой девчонке взять его, как она привыкла хватать своими жирными пальцами сладости с большой тарелки?..
Но ведь Жанна и мать – это такая мелочь, оказывается.
Жанна толще и сильнее Ивон, но наверняка стушуется и растеряется, если вчерашняя жертва перехватит ее руку и вернет ей удар.
«Да я ей пальцы перекушу, – внезапно с несвойственной ей злостью подумала Ивон, даже вздрогнув от непривычного ей чувства острой ярости. – Если она попробует дотронуться до меня.»
– Ивон, – звучно и сильно ответила Ивон, гордо вздергивая голову и глядя на себя в зеркало, как зачарованная. Имя ее прозвучало прекраснее звона отточенной светлой стали, король удовлетворено кивнул головой:
– Ивон, – повторил он. – Какое весеннее имя.
– Я родилась в апреле, – ответила Ивон. – В самом конце.
– Когда звезды чисты и ясны, – усмехнулся король. – Вот что отражается в твоей душе, Ивон. Вот что делает тебя красивой. Весна и звезды.
***
Валиант прибыл во дворец к вечеру; он уже привык ходить без маски и был очень рад, что за время его отсутствия король не передумал, не скрыл снова лицо, и не велел сделать этого же своим Стражам. Дворец не встретил его воинственным лязгом и душным горячим металлом, который обязали бы надвинуть на лицо.
Привычно Валиант преклонив колено перед дверями, через которые ему предстояло попасть внутрь дворца, коснулся лбом металлического лика дракона, маски, вылитой из стали. Привычно принял волю короля и всем своим существом показал душевное единение с драконом и свою преданность.
На запястьях его рук, возложенных на маску, привычно сжались магические браслеты, тонко зазвенели незримые магические цепи, протянувшиеся от рук короля к рукам Валианта. В кисти потекла теплом тяжелая сила, которую надлежало обуздать и приручить, и сделать это надо было очень быстро. Уже трубили сбор, уже надлежало выйти к королю со своей подопечной. Валиант был рад, что поспел к началу важного испытания для невест – и не рад одновременно.
Он отгонял мучающие его мысли, пытался сосредоточиться на своем служении, на том, что сейчас, на отборе, правильно укажет Ивон как себя вести, что делать, и король останется им доволен, но...
...Что дальше?
Раздобытый документ жег его, мешался под одеждой, камнем тянул вниз. Этот документ ему предстояло показать королю.
Рассказать все, что удалось узнать в доме Ивон.
И, вероятно, самому, своими руками, по приказу короля, тут же наказать ее. Первому нанести удар. Иссечь стеком ее тонкие руки, покорно опущенные плечи. Уподобиться тем, кто истязал ее. Встать в один ряд с ее врагами. Вырвать еще один болезненный крик из ее губ.
Ивон была замешана в обмане, в подлоге, в попытке одурачить короля. Этого король никому и никогда не простит. Не прощал ранее; не позволял никому и неуважительной мысли в его адрес. У Ивон слишком мало шансов стать исключением.
«Мука небесная!» – подумал Валиант, дрогнувшей ладонью вдруг отирая ползущие по лицу капли пота. Душно; мысли и замковая суровая тишина давили на него, сгибали спину, невыносимой тяжесть ложились на плечи.
Валиант чуть шевельнул пальцами – от мощного притока магической силы покалывало пальцы. Теперь он мог, наверное, раздавить в ладони отлитый из металла кубок и легко скрутить в трубочку монету. Король щедро делился своей мощью с преданными людьми. Этими руками придется казнить Ивон?.. Для этого в них столько мощи?..
Невыносимо! Невозможно!
Ее хрупкая фигура, бьющаяся в руках разъяренной Жанны, все еще тревожила воображение Валианта. Он знал, что это был всего лишь морок, но мороз бежал по его коже от звенящих в ушах криков. Жалость и нежность сковывали сердце.
Снова и снова он испытывал наслаждение оттого, придушил гадину Жанну. Что это его пальцы сжали и изломали горло мучительницы, отомстили за Ивон, вернули ее боль.
Валиант не понимал, почему так заводится, но знал, что поступил бы так еще и еще, если бы Жанна только попыталась замахнуться на Ивон. Все его тело готово было броситься в бой, вперед, закрыть Ивон собой, от одной только мысли о кривой, недоброй ухмылке Жанны. Точно так же, как он служил королю, Валиант готов был служить Ивон – и даже больше.
«Я готов и погибнуть ради нее! Что ж за наваждение...»
Ему вдруг очень захотелось, чтобы король отчего-то смягчился, не наказывал девушку, и. и чтобы Ивон проиграла этот отбор и осталась свободной от короля.
Валианту до боли в стиснутых кулаках захотелось вдруг нежно коснуться ее кроткого, тонкого лица, и чтобы она не отталкивала. Ласково стереть печаль с ее глаз и губ, сказать слова утешения и увидеть радость в ее чертах, произнеся краткое: «Я позабочусь о тебе». Ведь никто никогда ей не говорил этого. И на обман она наверняка согласилась из страха снова быть отвергнутой и ненужной.
«Тогда я смог бы ее увезти, – размышлял Валиант. – Укрыть ото всех. Отогреть ее сердце, приручить. Показать, что она. не безразлична. Что она может быть смыслом жизни.
Моей жизни... Я буду просить за нее, – внезапно для самого себя решил Валиант, позабыв о своих разногласиях с семейством Уорвик. Это решение пришло к нему внезапно, но оформилось четко, он с облегчение вздохнул, самому себе признаваясь, что Ивон нравится ему, что она заняла все его мысли, чувства, и ее прекрасные глаза тревожат его покой. – Я объясню королю все, что увидел там, в этом поганом гнезде. Они заставили ее, принудили, запугали и забили – должен же король понять страх невинной беззащитной слабой женщины? Я сам понесу наказание за нее, если понадобится. Король суров, но справедлив. Меня он пощадит. Не убьет. А если он сохранит мне жизнь, то значит, сохранит все. Я смогу вылечиться и предложить Ивон себя. Свою жизнь, свою. любовь, – по лбу Валианта скатилась струйка пота. Признаваться самому себе, что влюблен в королевскую невесту, в проклятую ветвь рода Уорвиков, было непривычно, мучительно. Все равно, что дать себе язык вырезать! – Я не дам ее в обиду. Она особенная. Она должна мне принадлежать, я смогу заслужить ее внимание, ее благосклонность! Что она там видела, в своем доме. Какие там у нее были перспективы, дома-то? Никаких. Кто там ею интересовался? Никто. А я попытаюсь заслужить ее доверие! Должна же она что-то чувствовать?! Хотя бы благодарность. для начала неплохо бы и благодарность!»
