– Мой далёкий, далёкий, далёкий предок, – пояснил король. – Ах, как я виноват перед ним!
— Виноваты, Ваше Величество? – удивилась Ивон.
— Я же рассказывал о кольце. Это был артефакт, оставшийся от него. Огромная мощь и огромная ответственность.
В полумраке глаза короля ярко сверкали, как золото в волшебной пещере.
— Он всегда учил, что разум должен быть сильнее чувств, – заметил король. – Мы, драконы, живем долго. По меркам людей – вечно. И любовь посещает наши сердца не часто. Прежде, чем впустить ее и поверить этому чувству, мы долго думаем. Прислушиваемся – а правда ли это любовь. Много лет назад я поспешил. Не стал думать, не стал слушать советов. Я полюбил; действительно полюбил, а она... она, напротив, думала долго. Если б не эти долгие размышления! Вероятно, она была б жива. Вероятно, я смог бы ее защитить.
Король и Ивон рука об руку прошли мимо последнего пристанища мертвого исполина, в самое изголовье. Там была лестница, ведущая наверх, на опоясывающую храмовый зал галерею.
Поднявшись по ней, Ивон и король оказались в маленькой комнатке, в королевской молельне.
«Интересно, чему молятся драконы?» – подумала Ивон, оглядывая обстановку - аскетичную и роскошную одновременно. Стол из дорогого дерева, кресло на гнутых ножках, скамейка, обитая бархатом, если королю вздумается преклонить колени.
— Драконы молятся силе, – угадав ее мысли, произнес король. Когда его все оставляют, когда друзья оказываются предателями, дракон может уповать только на нее. А здесь, в этой комнате, у меня перед глазами все это время было то, чему поклонялся только я: сила, свобода и моя любовь.
На стенах молельни висели прекрасные гобелены, изображающие сцены охоты на оленей и кабанов, облачное небо и отдельно – самый красивый и искусный, – портрет девушки в светлых летящих одеждах. Ее взгляд отчего-то показался Ивон очень знакомым, и она прикипела, как завороженная глядя в искусно вышитые глаза.
— Гордая, – сказал король тихо. – И очень красивая. Она была холодна, высока и недоступна, как звезда. Отказала самому королю. Настоящая королева. После того, как она ушла, я долго был один. Я был один здесь. смотрел и спрашивал ее, отчего все так вышло. Я думал и над тем, а не поспешил ли я со своим выбором. Но сколько б времени ни прошло, я не усомнился в своих чувствах ни на миг. Я не изменил бы своего решения. Я действительно любил ее.
Король встал позади Ивон, тоже глядя в светлые глаза ушедшей драконицы. Руки короля обвили талию Ивон, девушку кинуло в жар от этого вкрадчивого касания, от ласковых ладоней, поднявшихся выше, скользнувших по желтому шелку и добравшихся до глубокого выреза на платье.
Звякнула золотая сеть с бриллиантами. Король осторожно высвободил груди Ивон из платья, жадно сжал их, и девушка задрожала от жадности этой ласки.
– И вот вдруг являетесь вы, – шептал король, склонившись к самой шее Ивон, покусывая нежную кожу и затирая вспыхнувшую боль языком. – Такая непохожая на всех. Такая чистая. Такая дикая, как маленький любопытный зверек. И я понимаю, что... снова хочу поспешить. Снова хочу поверить и впустить это чувство в свое сердце. Отбор. Да, я хотел все сделать по гласу разума. Выбрать самую достойную. И этот же глас разума мне говорит – эта девочка не годится. Слишком юна. Слишком бесхитростна и открыта. Слишком доверчива и слаба, – король чувствительно куснул Ивон в шею, и та затрепетала в его руках, громко ахнула. Боль и наслаждение перемешивались в ее разуме, Ивон прикрыла глаза, невольно подставляя шею под укусы и поцелуи короля, и тот поцеловал, крепко, оставляя на белой коже алое пятнышко.
– Но отчего-то ваша чистота кажется мне родником, из которого можно пить бесконечно. Вероятно, я снова спешу. Снова не думаю долго. но я считаю, что годами слушать, что нашепчут тебе голоса – только время терять. Но если вы хотите, маленькая Ивон, то я сниму этот портрет. И заменю его вашим. Хотите?
Он целовал и целовал Ивон, его пальцы мяли ее грудь, крутили чувствительные соски, поглаживали их самыми кончиками, отчего нега разливалась по всему телу Ивон. Она вскрикивала и извивалась, прижимаясь к королю спиной, выдыхала свое удовольствие, дрожала, когда его пальцы вминали соски в грудь и неторопливо массировали их.
Ивон непроизвольно сжала колени, но это мало помогло. Даже сквозь ткань можно было почувствовать, как дрожит ее живот, как она томно извивается, стараясь то ли подставить свое тело под сладкую долгую пытку, то ли наоборот, отстраниться.
– Так хотите? – коварно повторил король, прошептав одними только губами.
Ивон казалось, что ее грудь горит от умелых прикосновений его пальцев. Она изо всех сил сцепила руки за спиной, чтобы они не смели отстранять короля, и хрипло застонала, когда его ладони обняли груди а пальцы сильнее сжали ее соски и чуть потянули – до сладкой боли.
– Хочу, – неожиданно с вызовом произнесла она. Ивон раскрыла глаза и снова глянула на портрет драконицы. Теперь она не сомневалась в своих чувствах к королю – она хотела его. И королевой стать – отчего бы нет.
«Если это не любовь, то наверняка влюбленность, – думала она. – А любовь наступит потом. придет вместе с уважением и пониманием».
Король рывком отвернул ее от гобелена; облик соперницы исчез с глаз Ивон, и она лишь слышала, как король потянул какой-то шнур, и портрет опустился со стены, как опускаются флаги проигравших королевств.
– Маленькая Ивон, – прошептал король, обнимая ее обнаженные плечи. – Как хорошо, что это платье так легко расстегивается и снимается .
Тяжелое и гладкое, оно соскользнуло с тела Ивон, оставив ее восхитительно обнаженной, в одном лишь бриллиантовом колье.
В темной комнатке было жарко – и кто знает, от храмного ли курения благовоний ил от страсти дракона?
Король, неспешно избавившись от одежды, принял переходную форму. На его обнаженных плечах сверкала гладкая фиолетовая чешуя, черты заострились и стали хищными, напряженный член увеличился, оброс кожными складками и шипами.
Король подхватил Ивон на руки и закинул ее на стол – словно на алтарь, – дико и грубо. Резким движением развел ее поднятые колени, ухватил ее за бедра и рывком придвинул к себе. Припал горячими губами к ее розовому мокрому лону, жадно накусал мягкие губы, языком натер упругий клитор до криков, до дрожи бедер под своими ладонями.
Запусти язык в лоно, в горячее и мокрое, жаждущее его, раскрытое. Ивон, дрожащая, как раненный зверек. Беспомощно откинулась на спину, распростерлась, как самая настоящая жертва на алтаре, с расставленными ногами, раскрытая перед драконом, истекающая соком желания. Головка его члена коснулась ее лона, надавила на вход, и Ивон вскрикнула – так туго драконий член входил в нее. Так чувствительно кожные складки цепляли ее нежное нутро.
– Тише, – дракон положил на ее белоснежную грудь свою когтистую лапу, словно слушая испуганно бьющееся сердечко. – Тише...
В перепуганной голове Ивон только и мелькнуло, что король проводит какой-то ритуал, помечает ее тело уже не как человек – как дракон, – как его член, наконец, проник в ее узкое лоно.
