– Уберите свои руки от меня! – закричала яростно Ивон, извиваясь. – Король найдет вас и уничтожит!
– Тише, тише, – посмеиваясь, произнес кварцах, делая какие-то пассы руками перед своим лицом. Магия понемногу начала менять его уродливую внешность, и кварцах все больше стал походить на Валианта. – Специально для короля мы устроим небольшой маскарад и представление, после которого он и думать о тебе забудет...
– Вы не смеете меня трогать! – набравшись смелости, выдохнула Ивон, глядя кварцаху прямо в глаза. – Не смеете! В этом мире ни одно существо не принадлежит вам! Убей – но не касайся меня своей магией!
Но кварцах рассмеялся над ее смелыми словами.
– Нам тебя отдали, – сказал он, издеваясь.
– Кто?!
– Девица, что хотела тебя убить. Такая высокая, в нарядном желтом платье. Она разрешила тебя взять, – эти слова кварцах произнес торжественно. – Паулина ее имя. Повторяй его почаще, когда будешь погружаться во мрак. Мне ни к чему чужие грехи. И когда магия спросит, то пусть спрашивает с нее. Паулина принадлежит этому миру. Она дала согласие.
– Но я ей не принадлежу! Я! – выкрикнула Ивон в отчаянии. – А она просто устраняла соперницу! Она просто хочет быть королевой!
– Это не мои заботы, – хихикнул кварцах.
В кармане своих широких одежд кварцах, теперь удивительно похожий на Валианта, отыскал какой-то осколок, вроде как от старого, разбитого зеркала.
– Что это?! – с замиранием сердца вскрикнула Ивон.
– Осколок правды, – гаденько ответил кварцах. – Он покажет влюбленному королю, чем ты занимаешься, гадкая девчонка, когда он не видит, хе-хе-хе.
– Ничем таким плохим я не занимаюсь! – возмутилась Ивон.– Сижу в твоей ловушке! И это
– правда!
– Правда, деточка, – назидательно ответил кварцах, – это целая картина. А если от целой картины останется лишь один крохотный осколок, это будет уже не правда. Но как раз то, что мне нужно. О, король ведь и правда в тебя влюблен! Он впадет в ярость, увидев, как ты ему изменяешь! Это разобьет ему сердце!
– Ты не похож на Валианта! – кричала Ивон, стараясь вырваться из сети, извиваясь и брыкаясь. – Если присмотреться, то видно, что ты – не он!
– Думаешь, – хихикнул весело кварцах, – смертельно раненный в самую душу король сообразит, что надо присмотреться? Нет; он разобьет этот осколок, едва увидит тебя в нем.
– Но зачем, – стонала со слезами Ивон, – зачем это нужно!? Тебе действительно нравятся чужие страдания?! Мало вам слез короля – Валианта вы зачем в это впутываете?!
– Деточка, деточка, – рассмеялся гаденько кварцах. – Это самое ценное в тебе – твоя доброта. Это настоящее! Она сияет в тебе, как ограненный бриллиант. Думаешь о других, об их страданиях и слезах, даже перед лицом смерти. Что тебе этот Валиант? Он чужой; он служит королю и самому себе. Он тебе никто, даже не друг, и никогда им не станет.
– Но это неправильно! Так нельзя! Нельзя оболгать неповинного человека и разрушить его жизнь! Король убьет его за то, в чем Валиант совсем не виноват!
– Можно, – снова хихикнул неприятно кварцах. – Отчего нет?
С нежным звоном в руках кварцаха от осколка правды откалывались кусочки до тех пор, пока не остался совсем крохотный – в нем можно было разглядеть только лицо Ивон, и то – лишь его часть.
– Иди-ка сюда, красотка, – хихикнул кварцах, рывком подтянув к себе свисающую с дерева сеть с запутавшейся в ней Ивон. Он освободил ее лицо от ячеек сети, крепко сжал ее подбородок жесткими пальцами и впился в губы омерзительным поцелуем.
Осколок правды, слишком маленький для того, чтобы отразить бьющуюся в сетях Ивон, висел напротив их лиц, и это гадкий, некрасивый, похотливый поцелуй запечатлевался в сияющем магическом зеркале.
– Омерзительно! – выкрикнула Ивон, когда, наконец, кварцах отстранился от нее и с ухмылкой вытер красные слюнявые губы. Ивон тошнило; кварцах целовался просто отвратительно, да ему и не нужно было ласкать девушку – ему нужно было изобразить подобие страстной ласки. А Ивон ощущала себя так, словно во рту ее побывала толстая, извивающаяся, сопливая пиявка.
– Думаю, – хихикнул кварцах, – королю понравится.
Он ухватил висящий в воздухе осколок правды, шепнул что-то ему, приукрашивая правду, которая в нем отразилась, самыми гадкими, самыми черными красками.
Поцелуй, отражаясь в осколке правды, стал выглядеть еще омерзительнее и еще гаже, по животному жадно и бессовестно. Удовлетворенный тем, как отозвались его заклятья, кварцах швырнул осколок в темное небо. Тот сверкнул белой звездой и исчез.
У Ивон сердце сжалось от боли. Король любит ее! И сейчас она умрет, так и не став счастливой рядом с ним! И, что более всего обидно – для него она станет не просто невестой, не ответившей ему взаимностью, а предательницей. Изменницей. Лживой девчонкой, которая посчитала его любовь чем-то ненужным...
Какая же это боль!
– Ну, вот и все, – произнес кварцах. – А теперь перейдем к главному. Я разбужу священный каштан и он унесет тебя в подземный мир, где ты станешь великой и волшебной вещью.
– Нет, нет! – закричала Ивон, пытаясь освободиться. Но у нее не вышло, разумеется.
– Спи, земное глупое дитя, – ответил кварцах, проводя ладонью по лицу бьющейся в сетях Ивон. – Спи.
Девушка затихла, голова ее беспомощно повисла, глаза закрылись.
Кварцах же, бормоча под нос заклятья, обошел темное дерево кругом, тихо ступая по мягкому пышному мху. От его слов ночь расцветала магическими огнями, словно каждый светлячок в своем цветке проснулся и зажег свой фонарик.
Сотни, тысячи магических огней зажигались в траве, в листве старого, огромного дерева. Они роились на ветках, опадали звездным дождем в траву. От их света на ветвях старого каштана вне сезона начали набухать цветочные почки и расцветать цветы. Словно горящие свечи на новогоднем дереве, распускались магические соцветия в кроне. Даже странно было, что нечистая магия была так прекрасна и светла.
Кварцах все читал и читал свои заклятья, пробуждая ото сна дух волшебного дерева.
Скоро весь лес озарился его магическим цветением, и прекрасные голоса духов, ликуя, славили творящуюся тут магию.
Легкие полупрозрачные феи в длинных белых невесомых одеждах, трепеща прозрачными хрупким крыльями, смеясь и шаля, играли в темных ветвях дерева, привлеченные светлым волшебством.
В траве вокруг дерева, во мху, раскрывались бледные крохотные цветы ландышей, грустных свидетелей смерти, и крохотные эльфы, жители цветов, собирали их, чтобы плести себе венки.
Старый каштан склонил свои ветки со спящей в сети Ивон до самой земли и осторожно уложил ее в мох, к своим корням. Кварцах освободил девушку от сети. Не дыша, благоговейно, он уложил Ивон в мягком лесном ложе ровно, сложил ее руки на груди, оправил складки белой сорочки, в которую была одета девушка. Хотел тронуть колье на шее, переливающееся звездным светом, но обжегся о королевскую магию и отдернул руку, шипя и размахивая ладонью.
