После краткого отдыха Жанна почувствовала себя немного лучше. Вероятно, свежий воздух тоже пошел ей на пользу. Но, так иди иначе, а она смогла двигаться, и уползла в кусты, когда от дремы ее разбудили голоса слуг, готовящих стол для короля, Ивон и их гостей.
Ей даже посчастливилось стащить булку – редкая удача! Жанна вгрызлась в ее румяный пышный бок, стеная и от боли в изодранном лице, и от голодных спазмов в пустом брюхе. Она едва не рыдала от боли, но не могла перестать жрать. Впервые в ее пустую голову пришла мысль, что она докатилась до жалкого, скотского состояния, и виновата в том сама.
Но, пожалуй, это была единственная умная мысль, посетившая ее за всю ее жизнь.
Пока она наслаждалась своим нехитрым обедом и отдыхала после него, стол для короля был готов. Выглядывая из спасительных кустов, изо всех сил тараща глаз, Жанна видела только размытые шевелящиеся пятна.
Короля она узнала, хоть он и был одет в черное. Его стать и его силу ни с чем не спутаешь!
– Каков жеребчик, – произнесла Жанна, облизнув толстые губы. Едва ей стало легче, как все грешные и глупые мысли тотчас вернулись в ее голову, вытеснив горькое раскаяние и сожаление. – Ничего, ты еще подпишешь контракт со мной...
Потом шел Валиант – Жанна опознала и брата по его фиолетовым одеждам, которые свободный дракон е спешил снимать, – и какая-то непонятная девица в пестром лесном тряпье. и еще девица, но уже в нежно-розовом шелке. и целая толпа слуг.
Жанна таращила свой глаз и так, и этак, рассматривая суету за столом и пытаясь сообразить, а где ж Ивон, и почему ее нет рядом с королем. Может, впала в немилость?
О чем говорили сидевшие за столом, Жанна подслушать не додумалась. Да и вообще, у нее раскалывалась от боли голова, в ушах стоял шум. Она вряд ли смогла бы сосредоточиться на речах. А если б сосредоточилась, то поняла бы, что девушка в розовых шелках, оттенков нежных, как окраска глубоководных морских раковин – это и есть Ивон. Король подарил ей новое платье, прекрасное, как заря, все ушитое розовыми и молочно-белыми жемчугами.
А еще Жанна услышала бы – если б, конечно, слушала, – как король спросил о Паулине, и девушку тотчас позвали к столу.
Волнуясь, трясясь, как былинка на ветру, Паулина шла по садовой дорожке под охраной двоих стражей, и свет играл на желтых складках ее нарядного платья.
Она ждала, когда король о ней справится, и тщательно готовилась к этому.
Она хотела быть ослепительной и напомнить королю о том, что он любит на самом деле золото.
Она тщательно пригладила волосы, она расправила все складки на платье, она надела все украшения, что прислали ей родные. И, подходя к королевскому столу, она держала спину ровной, а голову – высоко поднятой, несмотря на свое волнение.
Да только вот места за этим столом для нее не было.
Было место для Валианта – слуги, – и даже для кота – он нахально сидел на скатерти и тайком лакал сливки из молочника, – а для нее сидения не было припасено.
На Паулину смотрели четыре пары глаз, осуждающе смотрели, и у нее мгновенно пересохло во рту.
– Что же вы, Ваше несостоявшееся Величество, – посмеиваясь, произнес король, закинув ногу на ногу и потягивая вино из хрустального бокала, – еще не взошли на трон, а уже плетете интриги и устраняете неугодных людей? Да и как устраняете – вступая в сговор с кварцами! Похоже, вас и демон из преисподней не напугал бы, м-да. редкая отвага, но и жестокость тоже редкая.
– Я-а-а, – проблеяла Паулина, бледнея как облако, стискивая кулаки, чтоб не разораться в ужасе. – Я ничего такого, Ваше Величество. меня оговорили!
– Вранье, – заметил кот. Он единственный осмелился вклиниться в беседу короля, потому что был не воспитаннным. – Кварцахи трусливые шкуры, они не станут отпираться, они сразу сдают тех, кто науськивал их на подвиги. Они не стали бы даже утруждать себя тем, чтоб придумать, на кого б все свалить. Как было – так и сказали.
– Зачем кварцахам оговаривать вас? – удивленно произнес король. – И откуда они вас знают, если вы с ними в сговор не вступали?
– Я не знаю, Ваше Величество! – выдохнула Паулина. Она все еще наивно надеялась, что раз король с ней говорит, ей удастся выкрутиться. Вот если б он сразу дохнул пламенем...
– Но я не виновна ни в одном из преступлений, которое вы пытаетесь приписать на мою совесть!
– М-м-м, – протянуло король. – Так их много, ваших преступлений. Очень, очень жаль. Что ж, завтра поутру вы разочтетесь с ними со всеми. На главной площади вас прилюдно колесуют – вы знаете, что это такое?
– Человечачьи дырки! – выругался кот. – Это хуже, чем карпа живого чистить! Не повезло тебе, конечно.
Паулина молчала. Глаза ее потемнели от расширившихся от ужаса зрачков.
– Палач переломает вам руки и ноги дубиной, – продолжил король. – Руку за то, что вы пользовались магией в моем замке, хотя я это запрещал. Руку за то, что вступили в сговор с кварцахами. Ногу за то, что пытались избавиться от Ивон. Вторую ногу – за вашу ложь и отсутствие какого-либо раскаяния.
– Мне не в чем каяться, – одними губами прошептала Паулина.
– Ну, вот видите. И сейчас вы лжете мне. Затем, – вздохнув, словно тема разговора была крайне неприятна ему, произнес король, – палач отсечет вам голову. Если будет в добром расположении духа. Если же нет – оставит вас умирать от ран.
– И она будет блажить на весь город? – возмутился кот. – Я сам заплачу палачу, чтоб он избавил нас от этого концерта! Где там мои мыши. я припас пару десятков, надеюсь, на взятку хватит?
– Смилуйтесь! – шепнула Паулина, дрожа от ужаса и сдерживаемых рыданий. – Посмотрите на меня, Ваше Величество! Я молода! Я красива! Неужели вы хотите превратить мое идеальное тело в кровоточащий бесформенный кусок мяса? Это так неправильно, это так жестоко и глупо!..
– Даже так, – произнес король.
Он хотел сказать что-то еще. Вероятно, о магии. Которая должна рассудить всех и вся. Но он не успел. Из кустов с диким ревом вынырнула Жанна, размахивая ножом.
– Умри-и-и-и! – верещала она, несясь к королевскому столу в последнем, самом отчаянном броске, на который положила все силы, еле тлеющие в ее слабом, больном теле, и всю магию, что текла в ее жилах.
Паулина и сообразить ничего не смогла, когда вонючая туша в шубе со слипшимся от крови мехом навалилась на нее, а нож сверкнул для нее в последний раз.
– Умри, умри, умри! – визжала сорванным голосом толстуха, кромсая ненавистное желтое платье еще и еще, громко сопя и фыркая, обагряя руки кровью.
– Вот, собственно, и магическое возмездие, – произнес король. – Как же оно быстро и неотвратимо!
Он первый оказался на ногах и встал между своими гостями и кровожадным чудовищем, кромсающим мертвое тело. Паулина умерла тотчас же. Первый удар ножа угодил ей ровно в сердце.
