В чем крылась эта отчужденность друг к другу прежних товарищей по университету, можно только предполагать. Вероятно, свою роль играло личное соперничество двух ярких, талантливых, но очень разных по характеру и устремлениям честолюбий людей, чьи служебные пути шли параллельно, но порою пересекались. Элементы ревности, очевидно, тоже имели место. На карьеру обоих влияло покровительство графа Строганова, особенно близко сошедшегося с Фёдором Буслаевым и доверившего ему воспитание своих детей.
Вскоре после окончания университета Буслаев принял предложение Строганова совершить вместе с его семьей путешествие за границу. Позднее, после возвращения в Россию, Буслаев, фактически выполняя роль личного секретаря графа Сергея Григорьевича, оказывал поддержку своим бывшим университетским приятелям, и среди них Каткову.
Так или иначе, окончание университета открыло перед его выпускниками дорогу в большую самостоятельную жизнь, к чему так стремятся молодые люди, ставшие почти уже взрослыми и торопящиеся громко заявить о себе. Оставаясь, в сущности, детьми — неопытными и доверчивыми.
Глава 4. Действительность и литература
Две столицы: москвичи и питерцы
Пушкин в одном из последних публицистических произведений, которое он писал с перерывами в течение 1833–1835 годов от лица анонимного любителя русской словесности, обратился к теме, давно волновавшей современников, к теме двух российских столиц — Москвы и Петербурга.
В отличие от Радищева, создавшего свою книгу на основе путешествия из Петербурга в Москву и отразившего мрачную картину российской действительности, поэт отправился в дорогу в обратном направлении. Он делился своими впечатлениями от поездки в разрозненных главах очерка, не разделяя негативных оценок предшественника. Его несогласие с Радищевым проистекало не из-за литературных или географических разночтений и пристрастий, а имело глубокие идейные и даже идеологические причины. Зрелый Пушкин как национальный поэт России определялся и укоренялся в своем русском традиционном консервативном мировоззрении патриота, государственника и монархиста, уже смотревшего за горизонт, из мира дольнего в мир горний.
Его видение, устремленное в это пространство, по-иному фокусировало и взгляд на две столицы, через призму поэзии и прозы, призму культуры и времени, призму христианской любви православного человека.
К сожалению, он так и не завершил своего повествования, которое позднее, после смерти поэта, по аналогии и в противопоставлении с радищевской книгой получило название «Путешествие из Москвы в Петербург». Ценные наблюдения и наброски, оставленные поэтом, касались не только известной оппозиции первопрестольной Москвы и имперского града Святого Петра, но и затрагивали целый шлейф взаимоотношений в обществе и между двумя городами, включая историю, просвещение и литературу. Точнее сказать, журналистику: «Литераторы петербургские по большей части не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы, — подчеркивал поэт. — Московский журнализм убьет журнализм петербургский»
[219].
В этом Пушкина поддерживал и Николай Васильевич Гоголь (1809–1852), рассуждавший на страницах «Современника» об особенностях периодических изданий: «Московские журналы говорят о Канте, Шеллинге и прочее, и прочее, в петербургских журналах говорят только о публике и благонамеренности… В Москве журналы идут наравне с веком, но опаздывают книжками; в Петербурге журналы не идут наравне с веком, но выходят аккуратно в положенное время. В Москве литераторы проживаются, в Петербурге наживаются»
[220]. У Гоголя были все основания для подобных сравнений и его главного вывода о том, что между двумя столицами «дистанция огромного размера!..».
Очевидно, что симпатии Гоголя были на стороне москвичей, среди которых были его друзья М. П. Погодин и С. В. Шевырёв, привлекшие писателя в качестве постоянного автора «Московского наблюдателя». Журнал этот во многих отношениях заслуживает особого разговора, хотя бы и потому, что именно в нем началась литературная деятельность Михаила Никифоровича Каткова и были опубликованы его первые произведения.
«Московский наблюдатель» издавался с марта 1835 года как двухнедельный «энциклопедический» журнал. В первоначальный состав редакции входили Н. В. Гоголь, Е. А. Баратынский, М. А. Дмитриев, Н. А. Мельгунов, Н. Ф. Павлов, М. П. Погодин, А. С. Хомяков, С. П. Шевырёв, Н. М. Языков. К сотрудничеству с журналом привлекались П. Я. Чаадаев и опальные И. В. Киреевский и М. Ф. Орлов. Среди петербургских авторов журнала значились А. С. Пушкин и В. Ф. Одоевский. С начала выхода «Московского наблюдателя» Пушкин видит в нем близкое по своему направлению к задуманному им «Современнику» солидное издание, находящееся в оппозиции легковесной «Библиотеке для чтения» О. И. Сенковского.
В отличие от журнала Осипа Ивановича Сенковского (урожденного Иозефа Юлиана Сековского, 1800–1858), ориентировавшегося на массового читателя и потрафлявшего непритязательным вкусам широкой аудитории, которая состояла в основном из столичных чиновников разного ранга и провинциальных помещиков, «Московский наблюдатель» представлял интересы московской интеллектуальной элиты. Его можно было бы упрекнуть в академичности и в отсутствии злободневности, зато в нем не содержалось сомнительных и второсортных публикаций, доставлявших коммерческий успех предприятиям Сенковского или его соотечественника Фаддея Венедиктовича Булгарина (урожденного Яна Тадеуша Кшиштофа Булгарина, 1789–1859).
Сотрудники журнала серьезно занимались литературой, искусством, историей, политической экономией, философией. В сентябрьском номере «Московского наблюдателя» (1835) было опубликовано стихотворение Пушкина «На выздоровление Лукулла» (сатира на графа С. С. Уварова), которое скорее можно отнести к жанру публицистики, нежели к чистой поэзии. Появление этого стихотворения в журнале — свидетельство гражданского мужества «наблюдателей» перед лицом могущественного в то время министра народного просвещения и доказательство их стремления к независимости от правительственных структур.
Главным и основным в планах организаторов журнала, как им представлялось, была борьба за воспитание высоких нравственных и эстетических идеалов публики, но борьба не средствами рыночной конкуренции, а показом и противопоставлением ценностей, которые по самой своей природе якобы вовсе не заинтересованы в рынке. Такими именно ценностями для круга ближайших участников «Московского наблюдателя» и являлись продукты художественного творчества. Задача борьбы с «торговым» направлением, которую выдвигали Пушкин и Гоголь, в сознании бывших любомудров была тесно связана с их неприятием наступавшей буржуазной эпохи в целом. Критерием человеческого прогресса для всей группы «наблюдателей» были интересы духовной деятельности, интересы поэзии и искусства. Этим интересам для них, людей пушкинского круга, подчинялось всё остальное
[221].
