Профессор родом из Австрии, Адам Андреевич Фишер в юности получил образование в Кремсмюнстерском иезуитском лицее, затем в Венском университете. Переехав в Россию, стал воспитателем в семье родственников И. С. Тургенева. Случай свел его с графом С. С. Уваровым, при содействии которого с 1832 года он начал преподавать в Главном педагогическом институте, а затем в Санкт-Петербургском университете и Санкт-Петербургской духовной академии.
Отметим важную деталь. Директором Главного педагогического института, готовившего преподавателей для средних и высших учебных заведений Российской империи, с 1846 года был назначен И. И. Давыдов. Этот человек стоял у истоков отечественной философской науки и занимал прежде пост декана философского факультета Московского университета. Как и Давыдов, Фишер был хорошо знаком с министром народного просвещения графом С. С. Уваровым. Статьи Фишера, посвященные проблемам образования, права, психологии, философии, часто публиковались в «Журнале Министерства народного просвещения».
Печатный орган министерства народного просвещения представлял собой наиболее обширный источник информации об университетской жизни. Здесь публиковались официальные материалы об организации университетского образования в России, например о факультетской структуре, процедуре набора кадров, порядке присвоения ученых степеней и т. д. Публиковался перечень книг и периодических изданий, разрешенных цензурой, книг и пособий для учебных заведений, что позволяло иметь представление об уровне преподавания отдельных дисциплин. Номера журналов содержали сведения о соотношении преподавания различных предметов в университетах, обзоры отечественной и зарубежной периодики и литературы, статьи преподавателей и тексты читаемых ими лекций. Здесь взаимодействовали «правительственное» и «университетское» начала в вопросах развития образования и науки, в поисках наиболее оптимальных форм и методов подготовки специалистов.
А. А. Фишер зарекомендовал себя опытным педагогом и пользовался особенным расположением императора Николая I, возглавляя Ларинскую гимназию на протяжении почти тридцати лет (1835–1861). Профессор был известен также как автор перевода на немецкий язык катехизиса митрополита Филарета и литургии Иоанна Златоуста.
В университете Фишер читал психологию, логику, философию, метафизику и историю философии. Лекции пользовались большим успехом, однако затем аудитория слушателей значительно опустела из-за намеренного уклонения от рассмотрения собственно философских проблем, наиболее волновавших студенческую и общественную мысль 1830–40-х годов.
Философия внушала тревогу, стремясь подвергнуть всё суду разума. Ее влияние в XIX веке распространилось широко в российском обществе — на социальные воззрения, литературу, искусство. Вопрос о роли и значении философии в подготовке высококвалифицированных специалистов, ее месте в структуре образовательного пространства вызывал споры. Власть относилась к ней как к «вредной», изощряющей ум и ничего общего не имеющей с верой. Попечитель Московского учебного округа граф Строганов считал необходимым «всеми мерами противодействовать гегелизму и немецкой философии», потому что «она противоречит нашему богословию»
[441].
Отстаивая принципиальное присутствие философии как научной дисциплины в высшей школе, А. А. Фишер предпринимал усиленные меры по ее сохранению в учебных программах и планах. Он пытался доказать, что истинная сущность философии не имеет ничего общего с идеями и веяниями эпохи Просвещения, породившими уродливые и болезненные явления в Европе. Считал, что философия как необходимый элемент образования способна предостеречь и защитить от псевдообразования и его последствий. Апеллируя к Божественному откровению как к сверхъестественному опыту постижения истины и разуму как опыту естественному, он предложил синтез философии и богословия. Фишер доказывал, что философия зиждется на принципах священного уважения к религии, непоколебимой верности монарху и безусловном повиновении закону
[442].
Своего рода контраргументом стала позиция М. Н. Каткова. В ответ на суждения Фишера о его программах по психологии, логике и истории философии Катков направил объяснения на историко-филологический факультет Московского университета. «Православная Церковь всегда держала себя на высоте своего божественного призвания. Она никогда не соединяла своей святыни с судьбою какого-либо земного учреждения, какой-либо человеческой системы; не брала сторону одной земной партии против другой, не зажигала костров для несогласных с схоластическим Аристотелем, не учреждала инквизиций и иезуитских орденов и никогда не преследовала корыстных целей, прикрывая их святыней своего имени. Святые отцы Грековосточной церкви уважали разум в его естественных правах и не гнушались учиться мудрости даже в языческих школах. Для истинного сына православной церкви лучший образец — она сама.
Как она мы должны отличать земное от небесного, не вмешивать священных предметов в корыстную игру наших страстей, и не только не употреблять во зло имени Бога и не употреблять его всуе»
[443].
Позиция М. Н. Каткова была созвучной с официально провозглашенной. После закрытия в 1850 году кафедры философии Фишер возглавил кафедру педагогики. Программа по педагогике, составленная им, была утверждена министерством народного просвещения и состояла из введения и двух частей: общей педагогики и истории воспитания. Кафедра функционировала до 1860 года, до отставки Фишера. Впоследствии она была воссоздана в структуре Санкт-Петербургского государственного университета. Ныне это действующая кафедра педагогики и педагогической психологии факультета психологии.
Отмечаемый нами ранее интерес широкой общественности к проблемам философии имел характерные особенности. Проникающие вместе с преподавателями идеи немецкой философии возбуждали не просто интерес к себе, но становились и стимулом к выработке собственного национального самосознания. Пристальное внимание вызывали собственно историко-философские концепции. Изучение вопросов теории и методологии истории философии отличало учебные курсы в российских университетах от западноевропейских, где господствовал формально-хронологический метод и история философии представала как история имен и книг.
Своеобразной особенностью стал также интерес к практической направленности науки, а не только к теоретической ее составляющей. Осмысление проблемы сущности и существования человека было прямо связано со стремлением реализовать себя в некой воспитательной перспективе, содействовать жизненной ориентации человека. Тем самым отечественные мыслители создавали основу для формирования оригинального философско-педагогического синтеза, ставили вопрос о философском обосновании образования и воспитания.
