Покусывая черешок листа, кикиморка направилась к ребятам. Но, не дойдя и трех метров, подумала, что Женя с Ларисой отговаривали ее не просто так. Дело в том, что, как и всякую нормальную кикимору, Угошу не могла обмануть красивая внешность внутренне некрасивого человека. Корявости души запросто проступали сквозь кожу лица и тела. В результате обычные с виду люди начинали выглядеть как больные животные: свиньи, козлы, лошади, коровы… Кто как.
Вот и эти ребята по мере приближения стали меняться совершенно не в лучшую сторону. К тому же в чуткий Угошин нос ударил новый неприятный запах, от которого ее начало немного подташнивать. Но отступать не хотелось.
Она подошла. Окликнувший ее мальчик, вблизи смахивающий на нечистоплотного кабанчика, спросил стоящую рядом Вику, из-под обличья которой едва заметно проступала хворая облезлая лошадь:
– Это ваша новенькая?
Угоша догадалась, что о ней уже здесь говорили.
– Ага, эта, – подтвердила Вика.
– Ничего себе, – оценил кикиморку «кабанчик». – Как там тебя? Пипеткина?
– Да. Меня Светой зовут, – подтвердила Угоша. Ей все меньше и меньше хотелось осуществлять свой план.
– А меня Жека, – представился мальчик. – Девчонок ты знаешь, а это Макс, дядя Федя и Босс, – кивнул он на троих пацанов. Их, как и его самого, с радостью приютила бы любая кунсткамера.
Угоша изобразила некое подобие улыбки.
– Курить будешь? – поинтересовался Жека и предложил Угоше сигарету, которая, завершив очередной круг, вернулась к нему.
Кикиморка хотела сказать «конечно», но, предвкушая, что новая девочка окажется «своей в доску», ребята изобразили такие улыбки, что ответ получился совершенно противоположным:
– Нет!
Это было неожиданно и, по меркам компании, дерзко. Жека на мгновение растерялся. Но лишь на мгновение. Дернув скользким сопливым пятачком, кабанчик, которого теперь только и видела перед собой Угоша, поднес сигарету к самому ее лицу и, демонстративно стряхнув пепел прямо на розовый шелк, с презрением хрюкнул:
– А чего тогда приперлась? Струсила, да? Боишься, что мамочка заругается?
Пацаны загоготали. Хихикнули Даша и Вика. Угоша почувствовала, что начинает выходить из себя. В кожу ладони впились послушно подросшие ногти. Прекрасно понимая, чем это может закончиться, она подчеркнуто спокойно ответила:
– С чего мне бояться? Мне бояться нечего. А вот тебе есть. И приятелям твоим тоже!
– Мне?
– Жека, – встрял в перебранку Босс, – это она про то же, про что и все: – «Курить, детки, вредно». Враки! Все курят, и никто еще не заболел и не умер!
– Я как раз и не об этом. Но если уж ты сам начал, то интересно узнать – а ты что, видел? – спросила Угоша, ехидно прищурившись.
– Я видел! – заявил Жека. – У меня старший брат с детства дымит. Однако здоровый как бык.
– Он здоровый, потому что умеет дружить, а ты только себя видишь. Вот и похож на кабанчика! – не удержалась Угоша. – Так что курение здесь совершенно ни при чем. Хоть оно и вредное.
– Я? На кабанчика? Да я тебе! – Жека замахнулся, и кикиморке не влетело лишь потому, что она вовремя уклонилась от удара.
– Ах, так?! Тогда получайте! Посмотрите на себя настоящих – поумнеете!
В Угоше пробудилась настоящая кикимора. Нужные слова уже готовы были сорваться с языка, но девчачья солидарность все же взяла верх, и, прежде чем осуществить задуманное, она окликнула одноклассниц:
– Девчонки, пойдемте отсюда!
– С чего это? Нам и тут неплохо, – ответила за обеих Вика. Даша, изначально определившая Пипеткину как конкурентку во взаимоотношениях со старшими ребятами, выхватила у Жеки сигарету и демонстративно затянулась.
– Ну что ж, сами виноваты, – пожала плечами Угоша. – Придется помочь вам научиться вежливости. И не когда-нибудь, а сегодня же. Сейчас! Надеюсь, зрелище вам понравится.
Под смех и брань ничего не понявшей компании она нагнулась, подняла комочек сухой земли, трижды провела над ним правой рукой и шепнула:
– Да станет тайное явным. Да будет явное явным, покуда… – На секунду Угоша задумалась. Покуда что? Покуда не поумнеют? Не подобреют? Нет, это все не то. Разве возможно резко подобреть или поумнеть? Но что же тогда взять в качестве условия, снимающего заклятие? Может быть… Да, конечно! И она завершила: – … Покуда о причине наказания не догадаются!
Потом, довольная собой, совершенно не задаваясь вопросом, по какому такому праву собирается вершить суд над почти не знакомыми ей мальчишками и девчонками, Угоша энергично растерла землю между ладонями и швырнула ее в самый центр круга, под ноги гогочущего Жеки.
Пока кикиморка шла к школе, смех еще продолжался. Через минуту он оборвался.
Вика, обернувшись к Даше, вдруг присела и в ужасе закрыла руками лицо. То же самое, но с небольшими вариациями, произошло и с остальными.
Еще бы! Лицо, сквозь которое явственно проступала морда чахлой клячи, было нисколько не привлекательнее, чем, например, кабанье обличье Жеки или шакалий оскал Босса.
Угоша не успела дойти до класса, когда компания с ревом и подвываниями бросилась врассыпную, забыв и про уроки, и про брошенную в раздевалке одежду.
Глава 7
Да станет тайное явным
У дверей в класс, подпирая плечом стену, стоял Антон. Увидев в конце коридора Угошу, он с облегчением вздохнул, но тут же нахмурился. Когда кикиморка подошла ближе, он, словно это его совершенно не касалось, обронил:
– Ну что, накурилась?
Угоша вздрогнула. Откуда Антон узнал о ее намерениях? И потом, какое ему дело? Долго не раздумывая, она так прямо и спросила:
– А тебе не все равно?
– Значит, не все! Смотри, Пипеткина, хобот вырастет, что делать будем?
«Как? Как он узнал? Он же ничего не видел! – ахнула Угоша. – Или видел? Нет. Не может быть. Скорее, почувствовал. А про хобот случайно вышло».
Антон усмехнулся и вошел в класс.
Держа в испачканной руке мел, в коридор выглянула Нина Олеговна:
– Пипеткина, и чего это мы здесь стоим?! Урок уже давно начался. Милости прошу!
Угоша кивнула и направилась на свое место.
– Ну? – тихонько толкнула ее Лариса.
– Все нормально! Поболтали немного и разошлись.
– Света, ты не видела Вику и Дашу? – спросила Нина Олеговна.
– Я думаю, они домой ушли, – ответила Угоша, совершенно уверенная в своей правоте: в теперешнем состоянии дом был для всей компании единственным спасением.
