«У нее кожа на щеках сгорит от стыда от тех вещей, которые я с ней сделаю!»
Он обещал это.
И Нова чувствовала, что ее лицо пылает, словно опущенное в кипяток.
Он делал с ней такие вещи, при воспоминании о которых девушке сейчас и дышать-то трудно было. Она захлебывалась слезами от стыда и мечтала только о милосердной смерти, которая вырвет ее из лап беспощадного стыда.
По пылающим от стыда щекам Новы поползли первые слезы, она поспешно подскочила с постели, заметалась, отыскивая свою одежду. Корональ тоже поднялся, со вкусом потягиваясь. В отличие от нее, он своей наготы не стеснялся, и, подойдя к Прекрасной, которая просто остолбенела от увиденного и услышанного, обнял ее прижал к себе покрепче, недвусмысленно потираясь е нее бедрами.
— Ничего такого, — пояснил Корональ, заглядывая в ее темные глаза, — просто разнообразие. Новенькая в гареме — это всегда интересно. Кто она?
А вот это было интересно. Вглядываясь в равнодушные глаза Короналя, Прекрасная с триумфом поняла, что он попросту не помнит ничего о Нове. Не помнит ее имени, и кто она такая — тоже не помнит. Не помнит своей одержимости этой девушкой, не помнит ее самоотверженного танца и подаренного ей волшебного поцелуя. Не помнит своих чувств к ней и слов, что говорил ей вчера. Вместо Новы в его разуме и в его сердце зияла огромная черная дыра; он морщил лоб, пытаясь восстановить в памяти события, которые привели к тому, что в его постели оказалась эта незнакомая девчонка, и не мог. То ли вино было слишком крепким, то ли она так плоха в постели, что и вспоминать нечего.
Если бы Сайрус, который пил магию каждый день, и восстанавливал свою память все полнее, еще раз понюхал это странное зелье, что приобрел у мошенника-нечестивца, то он наверняка узнал бы отвар, лишающий Пустотников памяти. Недаром его тонкий аромат показался Пустотнику смутно знакомым. И от полного черного небытия Короналя спасло лишь то, что горячий воск лишил отраву ее силы. Но и того, что было сделано, было достаточно. Корональ забыл Нову напрочь — и Прекрасная торжествовала свою победу.
— Я не сержусь, — тонким, как натянутая струна, голосом, ответила Прекрасная. Ей казалось, что сейчас она взорвется от ликования, зайдется смехом, и она с трудом сдерживалась, улыбаясь Короналю, поглаживая его плечи, расцарапанные этой заносчивой Новой. — Я понимаю. Ты мужчина, тебе иногда нужно пробовать других, чтобы понять, что слаще меня нет никого!
Меж тем Нова поспешно оделась, накинула на плечи покрывало, чтобы как-то скрыть от Короналя обнаженную грудь. Он небрежно обернулся к ней и снова усмехнулся. Ее взъерошенный, потерянный вид и испачканная кровью простыня на постели говорили о том, что для нее ночь выдалась, пожалуй, слишком жаркой, и девушка едва не плачет от того пренебрежения, с которым Корональ велел ей, отдавшей ему сегодня свою невинность, уйти прочь.
— Ну, не нужно слез, — снисходительно произнес Корональ. — Я велю — тебе выдадут награду. Я высоко ценю твой дар мне.
Нова подняла на него покрасневшие от слег глаза. Губы ее дрожали.
— Ты говорил, — медленно произнесла она, — что всегда хотел обладать мной. Говорил, что я твоя, только твоя. И если умру — все равно останусь твоей, навечно. Разве можно говорить такие святые слова просто так? Чтобы обмануть?
Темные брови Короналя нахмурились, красивые губы гневно дрогнули.
— Эти слова, — резко ответил он, — я мог сказать только своей любимой женщине. Той, что у меня в сердце. А тебя я даже не знаю. Уйди, лгунья. Я не хочу видеть тебя. Твои попытки завоевать мою любовь неуклюжи, грубы, и мне неприятны.
Глава 24
Не помня себя, Нова вернулась в гарем и упала в постель.
Никто покоев Прекрасной у нее не отнимал — потому что самой Прекрасной они были не нужны, ведь она осталась с Короналем.
Девушка даже плакать не могла от боли и унижения. Она лежала, как неживая, глядя в одну точку, и ей казалось, что сердце в ее груди останавливается. Даже маленький Бон, теплым комком прижавшийся к ее груди, не смог вывести ее из этого состояния.
— Ну, ты чего, детка? — пропищал крысенок, стараясь растормошить Нову. — Ой, да я не в жизнь не поверю, что тебе он понравился! Он же ничего не умеет! Держу пари, он даже не держал тебя зубами за шиворот как следует!
Но Нова не слушала его тревожный писк.
Потом принесли подарки от Короналя — он же обещал отблагодарить Нову за ее «жертву», не так ли? И слово свое он сдержал, но от его щедрых даров стало еще гаже на душе. Словно он купил ее, как падшую женщину, за звонкую монету.
Вот тут Нова не вынесла — горько зарыдала, уткнувшись лицом в постель, содрогаясь всем телом, потому что большего унижения и представить себе трудно было.
— Значит, все же отомстил, — проговорила она, захлебываясь слезами. — Все верно. Отец отнял у него семью, самого его унизил, а тот, кто рожден чтоб стать Короналем, этого не прощает, нет…
— Детка, — осторожно произнес крысенок. — Ты б не убивалась из-за этого чучела с огромной головой! Жизнь не так плоха. Смотри — он тебе прислал так много красивых вещей, вон платье какое шикарное, а вон целый сундучок с настоящими драгоценными камнями. И еды- много вкусной еды! Может, ты встанешь, съешь что-нибудь? Я уже все попробовал — ничего не отравлено… в конце концов, он ведь не избил тебя, и не оторвал, скажем к примеру, ногу или руку.
— Он сделал намного хуже, мой маленький Бон, — ответила Нова. — Он вырвал мне сердце.
— Ах! — в ужасе пропищал крысенок, закрыв лапками розовый ротик. — Что ты говоришь такое?! Ни одно живое существо без сердца жить не может! А ты жива; ты разговариваешь. И я не вижу ужасных ран на твоем теле.
— Они в душе, мой верный дружок, — ответила Нова. — Там, где не видно, но где раны самые страшные и самые болезненные. Я ведь поверила ему, Бон. Поверила в его чувства. В его любовь. В его благородство. Я думала, что она правда не может унизить и уничтожить человека, потому что его душа благородна. Я думала, он никогда никого не бросает, потому что знает, что такое верность, и ценит это. Но он всего лишь искусный актер, умелый притворщик.
— Ах, детка! — горестно вздохнул Бон. — В этом жестоком мире ты отважилась так слепо и так полно верить человеку?!
— Да, Бон, — глотая слезы, ответила Нова. — Это называется любовью, и, кажется, я заболела ею. Смертельно.
— Ты и сейчас любишь его?! — в ужасе вскричал крысенок. — После всего, что он сделал?!
— Я люблю того, каким он казался мне, — ответила Нова. — Того, которого потеряла, того, который целовал мне руки и говорил, что он мой раб навечно… Люблю того, кого на этом свете нет, и никогда не будет…
— И как глаза у него стыда не лопнули, так обманывать! — возмущенно пропищал Бон. — Но это пройдет, детка! У тебя такая большая голова — наверняка там ума много. Ты же не будешь думать всерьез, что…
