— Просто, — ответил он. — И вместе с тем сложно. Нужно надеть корону и станцевать Танец. Только и всего. Но кто осмелится эту корону взять? Кто вопреки воле Понтифика наденет венец Короналя, ведь Водных магов больше нет?
— Есть, — шепнула Нова, в тревоге прислушиваясь к зловещей тишине. — Есть еще один. Ты теплый и живой, как южное море, а он — холодный и опасный, как северные воды, полные айсбергов.
— Откуда ты знаешь это? — удивился Корональ, обернувшись к девушке и заглядывая в ее испуганные глаза.
— Мне Бон сказал, — ответила она чуть слышно. — Когда удрал от нечестивца…
— Бон?
— Крысенок.
— Ах, тот, что укусил меня! — губы Короналя тронула легкая усмешка. — И что ж он сказал? Кто это?
Нова пожала плечами.
— Это он не знает. Для Бона все люди одинаковы — высокие чучела с огромными головами… он ориентировался по запаху.
— Неплохо было бы сейчас его отыскать и воспользоваться его способностями.
— Ах, кто же знает, где он? — Нова всплеснула руками. — Ты же убил… убил Пустотника! А что, если Бон вместе с ним погиб? Он ведь был его Словом!
— Фальшивым Словом, — напомнил Корональ. — Которое даже прирасти не успело, и зверек бегал по замку вместо того, чтобы быть умерщвлённым. Ничего твоей крысе не сделалось. Она должна была просто отпороться от шкуры Пустотника, и все.
— Я самец!!! — грозно раздалось из темного угла, и возмущенный Бон, перебирая жирными лапками, бросился к Нове. — Ну как ты, детка?! Этот большеголовый болван не обидел тебя?!
Крысенок прыгнул в протянутую к нему ладонь, и Нова, с улыбкой приглаживая его шерстку, не стала уточнять, кого Бон имеет в виду, Короналя или Пустотника.
— Твой нечестивец мертв, Бон, — торжественно произнесла она.
— О, я знаю, знаю! — запищал крысенок, сверкая глазами. — Стежки на моей шкурке рвались один за другим. Дзынь, дзынь! А потом я захрипел так — хы-ы-ы-ы, — крысенок вывалил язык и выгнулся, словно норовил затылком почесать себе жирный зад, — и выплюнул иглу. И понял, что свободен.
— Бон, — встревоженно прервала Нова его увлеченную болтовню, — а почему во дворце так холодно и страшно?
— О, о, о, — таинственно провыл Бон. — Это потому что то чучело с огромной головой, от которого пахнет жирными моржами и чернильными каракатицами, решил забрать корону. Я видел, как он ее трогал, там, в зале с зеркалом. Она лежала на подушечке, такая красивая, блестящая, совсем как новая. И он сначала долго смотрел на нее, а потом в зеркало. Но в зеркале ничего не отражалось, даже он сам. Тогда он надел корону…
— Ах, так вот в чем дело! — зло проговорил Корональ. — Не отражался в Зеркале, говоришь… А что, во что он одет был?
— Как любое пугало, в длинные одежки. И ходил так тихо, словно кот! — страшным шепотом поведал Бон. — А еще от него пар поднимался. Только не белый, как из горшка с кашей, а черный.
— Черный пар? — удивленно переспросила Нова.
Корональ кивнул. Глаза его яростно сверкали.
— Ловец, — с ненавистью выдохнул он, да так грозно, что Бон в ужасе пискнул, подскочил и ловко юркнул Нове за пазуху. — Предатель! Ловцы так долго живут вне Дома, что все забывают, что они тоже когда-то были магами… Но они так долго не пробовали настоящей магии, что забывают ее вкус, и думают, что венец Короналя так просто удержать на голове!
— Он говорил, что ты дурак и болван, — наябедничал Бон, высунувшись из-за края одежды Новы. — Он говорил, что ты помчался за женщиной, бросив все, подвергнув всех опасности, ведь ты последний Водный маг. А значит, ему придется заголиться…
— Разоблачиться, — поправил крысенка Корональ так же зловеще. — И что же?
— Придворные сделали так: «А-а-о-у-о!» — крысенок вскинул вверх лапки и заверещал. — И упали ниц! А он ходил по залу в короне и хохотал, как будто объелся орехов.
— Он и сейчас там? — с интересом произнес Корональ, недобро сузив глаза. — Очень уж хочется поприветствовать его…
— Не ходи! — испуганно пискнул Бон. — Кажется, корона надавила ему голову. Он хохотал беспрестанно, да так, что с трона сползал. Боюсь, он убьет тебя, тотчас же убьет! Знаешь, что у него на спине? Это гнусное чудовище, у него длинные гибкие ноги с присосками и бесформенная голова! Мало того, что это чудище шевелится, как живое, оно еще и стенает несчастными голосами!
— Ловец скармливал своему Слову пойманные души, — недобро посмеиваясь, произнес Корональ. — Не-ет, теперь-то я точно хочу с ним поздороваться…
***
В тронном зале с зеркалом было непривычно тихо. Даже возбужденное хриплое дыхание самопровозглашенного Короналя растворялось в этой плотной, неестественной тишине, и шаги Эллиана — тоже.
Ловец — Эрик — сидел на троне, слегка развалившись, в небрежной расслабленной позе, так вольготно, будто дело было уже сделано и корона уже принадлежит ему. Она лежала на его платиново поблескивающих волосах, и он ухмылялся, опьяненный собственной храбростью.
Эллиан, нарочно рассыпав по плечам волосы, чтобы были не видны прожженные на его одежде прорехи, заложив руки за спину, неспешно прошел по залу и остановился у подножия трона, покачиваясь с пятки на носок и разглядывая наглеца с таким неподдельным интересом, будто вовсе не сердился на него, а всего лишь удивлялся увиденному.
— И как, — вкрадчиво произнес он, — удобно? Ничто не беспокоит, не жмет ли венец?
Эрик усмехнулся. Он был намного старше Эллиана, намного опытнее его, но отчего-то именно Эллиан в этом молчаливом поединке взглядов выигрывал, подавляя разоблачившегося Ловца своей спокойной уверенностью.
— Меня все устраивает, мальчишка, — тихим холодным шепотом ответил Эрик. — Твой трон мне очень удобен, и венец в самый раз. Так что, думаю, нам есть резон поменяться местами! О, я вижу, — его взгляд скользнул по фигурке Новы, нерешительно топчущейся у входа в зал, — ты и женщину мою отвоевал у Пустотника? Не прячь свои раны, я знаю — он потрепал тебя, тебе пришлось нелегко! Так что мне не будет стоить больших усилий доделать то, что у него не вышло…
Он снова хохотнул, будто опьяненный властью, и Эллиан тоже изволил улыбнуться краешком губ.
— Я слышал, что власть не для всех, — произнес он задумчиво. — И подобные тебе забывают, что власть налагает еще и обязанности.
Эллиан вытянул вперед руку, венец сорвался с головы Ловца и послушно прыгнул в ладонь Короналя. Неспешно Эллиан оправил волосы, удобнее устроил блестящий золотой обруч на лбу.
— Эрик, Эрик, — с сожалением произнес Эллиан, снова спрятав руки за спину — и Нова уже догадывалась зачем. Из ладони его, осторожно и коварно, вырастал длинный тонкий ледяной клинок, чуть шелестя быстро настывающими пластинками. — А я уважал и ценил тебя. Ты казался мне мудрым, верным другом и отличным помощником.
