- Звоните, - суровые губы Миши чуть шевельнулись, выпустив одно это слово, и женщина в истерике ухватила телефон.
- Таня, не надо!
Но она не слушала.
Покуда она набирала номер, Миша снова огляделся кругом. Под столом, истоптанная и забитая ногами, валялась изорванная блузка Леры - мерзавцы даже не потрудились ее выкинуть, спрятать следы своего преступления. Мальчишка с распухшим лицом, цинично усмехаясь, глядел на Мишу щелочками глаз, затерявшихся во вспухших синих веках. Миша кивком головы указал, и один из мордоворотов ловко извлек порванную вещь из-под стола. Родители паршивца переглянулись, отец нервно потер ладони, словно ему вдруг стало зябко в душном помещении.
- Хорошо приложил, - оценил Миша, кивнув на жертву Акулы головой и рассматривая заплывшие глаза мальчишки. - Жаль, мало.
Один из мордоворотов с готовностью кивнул:
- Да, у Лассе Яновича хорошо поставлен удар.
Меж тем мать мальчишки дозвонилась до прокурора, видимо, вытряхнув того из постели. Она выла, визжала и орала так, что Миша поморщился, не пытаясь, впрочем, разобрать в потоке брани отдельные слова. Услышав нотки прокурорского баса в трубке, Миша просто шагнул к женщине, бьющейся в истерике, и вынул из ее трясущейся руки трубку. Она, оторопев, на миг смолкла, но затем ринулась на Мишу, который беспечно повернулся к ней спиной. Его мордовороты ее не пустили, отпихнули к молчаливому мужу.
- Глед Вадимыч, здравствуй, - поздоровался Миша с прокурором.
- О, здорово, - прогудел тот. - Какими судьбами? Чего у вас там произошло? Убили кого? Ничего не понял.
- Да мальчишка этой истерички, - кривясь от омерзения, ответил Миша, - племяшку мою чуть не снасильничал. Ну, юрист мой впрягся, разбил тут пару рыл, ага…
- Твою-ю-ю?! - протянул прокурор с таким изумлением, будто Миша ему рассказал, как катался на единороге.
- Ну, дура-девка, с кем попало пошла гулять, - ответил Миша небрежно. - Ты ж знаешь эту молодежь. Доверчивые, в глазах восторг… мальчики, любовь, а оно вон как…
- И чего ты хочешь?
- Да вот еще не решил, - кровожадно ответил Миша, обернувшись к замолчавшей испуганной женщине. - То ли в армию его определить, чтоб вколотили ума, то ли все ж в тюрьму. Воспитать-то его надо, а то растет говно говном, прости господи… Стоит, улыбается, упыренок, словно чего хорошее сделал.
- Ваш бандит ворвался в наш дом и избил детей! - завизжала на ультразвуке женщина, снова бросаясь на Мишу, но мордовороты снова отпихнули ее на руки перепуганному мужу. Миша сурово засопел, выудил из кармана диктофон и, включив громкую связь, чтоб слышал и прокурор, воспроизвел запись.
«Я могу забрать Леру?.. Она позвонила и просила ее забрать… Я заплачу… Сколько она должна?»
«Я поимею ее во все щели! Она расплатится своей писькой!»
- Слышь, какие хозяева жизни подрастают? - свирепо прорычал Миша; глаза его налились кровь.
Эту запись он переслушивал не единожды; запершись в своем кабинете, приняв сообщение от Акулы, бесконечно долго куря, он думал и слушал ее всю ночь, сжимая кулаки в бессильной злобе.
- Откуда вы, такие, лезете! - прорычал Миша, наконец, дав своей ярости выход. Его руки тряслись, когда он снова нажимал кнопку диктофона. - Откуда вы, блядь, лезете?! Откуда ты, курица, достала своего звереныша, а?! Скажи мне?! За это убивать надо!
- Тише, спокойнее, Миша! - строго пророкотал прокурор. - Ну, если хочешь, жду тебя через час у себя. Приму заявление, свидетельские показания… юрист, говоришь, девчонку отбил? Резвые у тебя юристы… Это хорошо, что юрист. Закроем этого сексуального маньяка, сопляка, как положено.
Услыхав это, лишившись поддержки, на которую так рассчитывала, мамаша побледнела, как мел и завопила так, словно ее резали.
- Не надо! - выла она, бросаясь на Мишу снова и снова, да так яростно, что мордовороты ее еле сдерживали. - Петеньку моего!..
- Хуетеньку, - грубо и свирепо ответил Миша. - Не, Глеб Вадимыч, мне этот позор не нужен. Девчонка молодая, чего ей жизнь ломать. Чтоб потом на нее пальцами показывали? А упыренка поучить надо. Вот сапоги топтать в стройбате - это самое оно. Тут же их много было, целый взвод…
- Еще и группой лиц! - присвистнул прокурор. Миша только кивнул, облизнув пересохшие от злобы губы, хотя прокурор его не мог видеть.
- Сколько вас было?! - взревел разъяренный Миша, обращаясь к мальчишке, который тоже утратил былое нахальство. - Сколько?!
- Пятеро! - заверещал тот в ответ. Миша кивнул головой:
- Вот, почти пехотное отделение! - удовлетворенный, произнес он. - Братья по оружию, а?! Один за всех, и все за одного! Никаких ВУЗов. Нечего их, идиотов, грамоте учить. Сначала надо научить людьми быть! Поможешь оформить парням путевки в солнечное заполярье, проследишь, чтоб все проследовали на место прохождения службы? Погреба будут рыть, вечную мерзлоту долбить ломами, если сил немерено и девать их некуда!
- Не на…
Миша больше слушать не стал; коротко распрощавшись с прокурором, он отшвырнул чужой телефон и без лишних слов вышел вон, на воздух. Атмосфера этого дома, в котором чуть не произошло горе, душила его, но Миша не позволил себе ни жеста, чтоб выказать свою слабость, несмотря на то, что тошнота подкатывала к горлу. Отчасти он завидовал Лассе; тот мог выказать свою ярость в драке. Миша тоже хотел двинуть в морду - безвольному папаше, который, похоже, никакого авторитета дома не имел, и вырастил вместо сына поганое говно; хотел всечь хлесткую пощечину мамаше, которая это говно яростно защищала. Самому мальчишке - от души дать ему в грызло еще разок, сломав ему челюсть, выстеклить зубы, чтоб потом улыбался пустым слюнявым ртом…
Но нельзя, нельзя.
Зато он мог намного больше - изломать их привычную жизнь, встряхнуть пыльный, душный мирок, провонявший застоявшимся запахом сигарет, выколотить вальяжную вседозволенность, свернуть шею быдло-уверенности, что все можно.
«Я вам покажу, как трогать мою семью! Я вам покажу…»
* * *
Днем, когда Лера немного освоилась у Миши, а мадам Медведица с Анькой отправились на рынок, приехал Акула.
Он пришел неслышно, осторожно, словно крадучись, но Лера узнала его по звуку шагов, по чуть слышному запаху парфюма, который теперь ей казался самым родным запахом. Миша быстро проводил его в свой кабинет, и Лера увидела лишь черное короткое пальто Акулы и почуяла запах дождя - и все.
Изнывая от любопытства и от желания увидеть Акулу, хоть кончиком пальца коснуться его, поймать его взгляд на себе, Лера прокралась к дверям Мишиного кабинета и прислушалась.
Миша молча проводил к себе Лассе, молча указал ему на кресло, молча плеснул коньяка в пузатый бокал и придвинул его гостю. Это был первый жест доверия и одобрения, что Миша проявлял по отношению к Акуле за последнее время, и тот принял его с молчаливой благодарностью, отсалютовав бокалом хозяину.
