- Из машины, быстро! - заорал Лассе, толкаясь в дверцу и таща обмякшего Мишу за собой, вцепившись ему в плечи. Отчего-то тот был тяжелым и неподвижным, и те пара секунд, что Лассе тянул, вырывал его тело из машины, показались долгими-долгими и мучительными.
А потом над авто прогремел взрыв, облизав его оранжевыми языками пламени, и человек, бросивший взрывное устройство, сгорбившись, нырнул обратно в свою машину…
* * *
Лера не поняла, отчего кричит Мадам Медведица, почему ей вторит Анька, и отчего воет маленькая Мишель, задрав мокрую мордашку кверху.
Выскочив из комнаты, она бросилась в кабинет Миши, откуда доносился вой, и в дверях столкнулась нос к носу с Анькой. Та укачивала ребенка, стараясь успокоить, но в этих движениях было что-то ненормальное, болезненное, почти как у шамана, пытающегося ввести себя в транс.
Анька подняла на перепуганную девушку глаза, в которых застыло изумление, и чуть слышно прошептала, стискивая дочку так, словно ее могли отнять:
- Лера… Папу и Лассе взорвали…Вдвоем... Обоих...
Глава 23. Акула выходит на охоту
Лассе, матерясь так, как до сего дня не выражался ни разу в жизни, стащил испачканное осеней грязью и пропитанное кровью Миши пальто и бросил его прямо под ноги. Все равно испорчено… Да и надеть его еще раз, после сегодняшнего... К черту!
На вороте его безупречной белоснежной сорочки тоже расплывались алые яркие пятна, и медсестричка потянулась было к нему, чтобы оказать помощь, но Ласе яростно отмахнулся от ее рук, словно не соображающий ничего, очумевший от боли пациент, которого привязывают к операционному столу.
- Это Мишина! - крикнул он в перепуганное лицо девушки. - Черт подери, вы же видите - я стою на ногах, со мной все в порядке!
- Да, но… - пролепетала медсестра. - У вас лоб рассечен…
- Не помру! - еще яростнее проорал Лассе, мазнув ладонью по лбу, стирая копоть и кровь. - Черт, да дайте же умыться! Отстаньте от меня!
Мишу привезли в госпиталь быстро. Шальная пуля прошила дверь автомобиля и нашла Мишу, даже укрытого телом Лассе. Ранение было сквозным, врачи «Скорой» сказали - легким, но отчего-то Мише оно не нравилось. От боли и потери крови он терял сознание, а когда приходил в себя - матерился так зло и изощрено, что было удивительно, как у него кожа с губ не сходит пластами от этих адских проклятий.
- Лося зови, - между парой полетов в черное небытие пробормотал Миша, притягивая к себе Лассе, заставив его склониться над собой так низко, что тот почуял запах свежей, еще живой и горячей крови. - У него право подписи. Пока я болею, он будет за главного. Хватит уже в вольных лугах Лапландии пастись, делом надо заняться. И смотрите мне, братья-акробатья, просерете дело - шкуры спущу с обоих, рога ваши над камином прибью… И вот еще что, - глаза Миши сделались круглыми и страшными, словно он не страдал от ранения, а устраивал Лассе очередную выволочку. - Ты, Лассе Янович, ручки, если что, попачкать не бойся… Придется ручки-то попачкать, да, кому-то придется. Надо это. Или ты их, или они тебя. И Лосю скажи… Семья - дело святое, совесть потом не гложет вовсе. Как подумаешь, чего могло бы случиться - совесть сама дохнет, да… так что не бойся.
Лассе молча кивнул, и Миша снова вырубился, взяв передышку у боли.
В больнице их уже ждали, в авральном порядке была поднята лучшая бригада хирургов, и Лассе, дождавшись результатов первичного осмотра, выдохнул с облегчением. Теперь можно и о себе подумать…
- Накаркал, - выдохнул он, яростно оттирая руки от потемневшей крови, которая, казалось, въелась ему в кожу, залилась под ногти, в каждую пору, и от этого красного цвета, от свидетельства чужой - Мишиной, - боли и слабости Лассе было страшно. - Какого черта со своими воспоминаниями молодости!..
Наглость Фреда, с каким тот кинул в машину Миши взрывное устройство, говорила только об одном: ему терять нечего. Видимо, их с Люси прижали ну очень серьезные люди. О-очень серьезные - коли не постеснялись попытаться одним махом избавиться и от потенциального опекуна, и от него, от Лассе. От мужа. Об этом Лассе подумал с ужасом, понимая, что сейчас Лера уязвимее всего. Да, она вышла замуж за него и теперь сама вправе распоряжаться своим состоянием. А если его, мужа, устранить, и нажать на девчонку посильнее, то она легко отдаст все. А потом и ее саму в расход, раз уж игра вышла на такой откровенный уровень.
Интересно, понимал это Фред, которого Люси подписывала в мужья Лере? Понимал он, что тоже, по сути, мог стать разменной монетой? Как далеко зашла Люси в отчаянной попытке рассчитаться с кредиторами? Сколько она готова отдать? Скольких она готова отдать?..
- Любовь, говоришь?! - рычал Лассе, припоминая слова Люси - и пытаясь совместить их с сегодняшним нападением. - Ковбой, мать твою, - ругался Лассе на бесстрашного и безмозглого Фреда, припоминая бранные слова Миши, пополнившие и обогатившие его словарный запас, унимая дрожь в руках. - Ладно. Ладно…
Сейчас надо мыслить трезво и быстро. Четко и безошибочно. Набирая номер Аньки, Лассе старался дышать ровно и глубоко, успокаивая себя, унимая бешено колотящееся сердце. О покушении семья уже знала; когда увозили Мишу, кто-то звонил ему домой, говорил, кажется, кто-то из охраны, исполняя приказ Миши. Полиция, Мишины друзья - все заняты поисками нападавших.
- Мафиози драные, мать их за ногу! - со смехом матерился Лассе, все еще очумевая от нахальства и агрессии анонимных недоброжелателей. В чужой стране вести себя настолько нагло?..
Теперь надо было успокоить перепуганных женщин и заставить их сидеть дома, под охраной.
- Аня? - произнес Лассе очень спокойно, почти буднично, услышав ее всхлипывания в трубке. - Все хорошо, Аня. Все в порядке. Мы живы.
Он старался говорить максимально спокойно и уверено, чтобы задушить истерику Аньки в зародыше, чтобы вернуть ей способность понимать, воспринимать информацию. Но, кажется, это было невозможно.
- Лассечка! - взвизгнула Анька, теряя самообладание. Для ее натянутых нервов его звонок бы как удар ножа по струнам. - Слава Богу, Лассечка!
- Миша ранен, - быстро произнес Лассе, мастерски подсовывая свою ложку дегтя. - Но легко. Врач сказал - не опасно. Все обойдется, Аня.
- Что… что папа говорит? - провыла Анька, видимо, на всякий случай желая знать последние слова отца.
- Он грязно и страшно матерится, - так же ровно и спокойно ответил Лассе, хотя нервная дрожь колотила все его тело. Отходил шок, наваливалось понимание того, что произошло, и Лассе готов был орать, как очумевший. Но вместо этого лишь сжимал кулаки крепче, зажмуривал глаза, чтобы избавиться от мельтешащих перед его внутренним взором страшных картин, и продолжал говорить спокойно и буднично. - Поздравил, издеваясь, меня с первым покушением. И велел вызвать Лося. Лось будет рулить всем, пока Миша не в форме. А вам велел сидеть дома, не высовываться.
