Сам, сам.
Но вот штука какая - иначе было никак.
«Потерял, потерял Леру, - с отчаянием думал Лассе, почти проваливаясь в со, но соглашаясь со странной мыслью, что лучше так, чем если б ее не стало вовсе. - Но лучше, что она живая. Наверняка уедет, наверняка все же разведется… Но я буду знать, что она жива, и живет потому, что я спас ее. Странная вещь - любовь…»
* * *
Лера не помнила, кто ее привез в больницу. Она не помнила, кто вынес ее из подвала, где осталась Люси и отец Фреда. Последнее, что она помнила, это Лассе, направившего пистолет в их сторону и смотрящего такими лютыми, такими холодными глазами.
Словно ему совсем не страшно.
Словно ему было все равно, в кого стрелять, и Лера тогда подумала, поверила на миг - ей пришел конец. А оттого выстрел ударил по ее слуху, по ее нервам так же больно, как если б пуля попала ей в грудь, и она упала, задохнувшись от этой боли и от ужаса. Придя в себя в больнице, не обнаружив на себе ни царапины, она тотчас устыдилась своих трусливых мыслей.
В ее палате стояли цветы, много цветов, так много, будто это крохотное помещение было складом цветочного магазина. В тепле розы распустились, их бутоны раскрылись и пахли оглушительно, так сильно, что Лера поспешила раскрыть окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. Сердечко ее колотилось, словно она впервые получает цветы от поклонника, и она нетерпеливо выдернула открытку, подписанную дарителем, из одного из букетов. Лассе?! В сердце девушки затеплилась радость, она тихо рассмеялась, выдохнув напряжение. Он не сердится на нее за все то, что ему пришлось пережить! Не злится на то, что пришлось драться, за то, что пришлось стрелять в людей. Он не сердится.
Но улыбка сползла с лица девушки, стоило той прочесть имя.
Анри.
Все эти прекрасные свежие цветы с преувеличенно вежливыми пожеланиями скорейшего выздоровления прислал вежливый Лось. И было в этой вежливости что-то такое, чего Лера никогда раньше не видела по отношению е себе. Нарочито подчеркнутое, даже преувеличенное уважение. Холодноватое, какое Лось оказывает всем женщинам, отгораживаясь от них, всем своим видом показывая свое нежелание контактировать еще.
Почему это?! Отчего это? Или ей лишь кажется, что за несколькими строками на открытке кроется злость Анри?
И отчего Лассе не прислал цветов сам?! Где он, что с ним?! Решил отступиться, не беспокоить ее? Смирился с тем, что она ушла? Да нет же, нет! Тот, кто смиряется, тот, кто уже не считает женщину своей, не идет так бездумно и бесстрашно ее спасать!
«Он ведь пришел за мной! - подумала она, выбираясь из постели, путаясь в больничном белье. - Он спас меня! Он придумал обман с контрактом, и только благодаря этому обману меня не тронули, не стали мучить… Он не хотел, чтоб мне было больно! Нет! Как я могла подумать!..»
Тогда отчего его нет рядом с ней?!
Лере стало стыдно, нестерпимо стыдно за свои девчоночьи трусливые мысли там, в подвале, и так же нестерпимо захотелось увидеть Лассе, впервые после размолвки посмотреть на него и сказать ему то, что сейчас наполняло ее душу. А что, если он не захочет ее слушать!? Что, если он ранен в этой бойне и винит в этом ее?!
«Лассе, прости меня за то, что тогда, в спальне, я поверила Люси… Я же знала, какая она. Я же знала, а что она способна. Нужно было выслушать тебя, и тогда не было бы всего этого ужаса. Ничего бы этого не было!»
Запахиваясь в больничный халат, Лера выбралась из своей палаты в коридор, и встала, как вкопанная. Медсестры суетились, носясь с перевязочными материалами, и Лера расширенными от страха глазами проследила за одной, которая выскользнула из палаты с целой горой окровавленных бинтов и ватных тампонов. Откуда это? Чья это кровь?
А что, если Лассе мертв, вдруг подумала Лера, и ей стало нестерпимо дурно от этой мысли и от вида кровавых пятен на белоснежных бинтах. Что, если его больше нет, и от этого Лось выписывает ей вежливо-злые пожелания, а цветы шлет дабы в глазах всего мира утешить вдову брата - так ведь поступают хорошо воспитанные люди!?
- Лассе, Лассе Виртанен, - бормотала Лера, пытаясь ухватить пробегавших мимо сестер за рукав, умоляюще заглядывая им в лица. - Мой муж… Вы знаете, где он?.. Он здесь?..
Одна медсестра глянула в лицо Леры как будто с испугом и махнула рукой, указав на дверь одной из палат, и у Леры все внутри упало, оборвалось, жизнь замерла в груди. Это здесь царило оживление, а там, куда указала медсестра, было тихо, так тихо, словно туда уже не надо было спешить…
- Там он, - буркнула она, снова оглядев Леру каким-то странным, испуганным взглядом, и поспешила скрыться.
- Нет-нет-нет! - на глаза Леры навернулись слезы, она зажала рот, чтобы не выкрикнуть страшную, чудовищную догадку, и рванула туда, шлепая слишком большими тапочками по полу. - Нет!
В тихой палате царил зеленоватый полумрак, окна были задвинуты плотными шторами, сквозь которые пробивались всполохи молний, облизывающих тяжелые края темных туч. Лассе неловко лежал на кровати, одетый в испачканную кровью одежду, отвернувшись к стене, свесив сбитую руку, и перепуганной Лере, у которой кровь шумно билась в ушах, показалось, что он не дышит, что его оставили тут одного, не заботясь больше, потому что поздно, потому что больше не о ком заботиться…
- Акула-а, - прошептала Лера, приближаясь к нему медленно-медленно, едва не приседая от страха, стиснув кулачки и не смея даже отереть слез, которые застилали ее взгляд и рекой лились по ее лицу. - Нет, пожалуйста, нет! Ты же такой сильный! Ты не можешь… Ты не можешь уйти! Ты должен со мной остаться! А как же наше «долго и счастливо», Акула?! Акула, я же тоже помру, если ты умрешь! Я же люблю тебя, Акула! Ты же единственный, кто обо мне вот так заботится и защищает! Как же ты меня можешь оставить совсем одну?! Снова одной быть?! Нет, нет! Только с тобой! Ну, пожалуйста!
Истерика накрыла ее с головой, рыдая, она выкрикнула свою просьбу, не зная, кому ее адресует - мужчине или Господу Богу, - и ее горячая молитва была услышана. Потрясенная, она увидела, как шевельнулись его пальцы, как он вздохнул глубже, просыпаясь, и краска стыда наползла на ее щеки. Еще никогда она не была так откровенна и никому не выказывала своих чувств, как здесь и сейчас.
- Лера, - хрипло пробормотал он, поднимая голову и моргая сонными глазами. - Лера?!
И это тоже было потрясение, невероятно тяжелое, сводящее с ума. С плеч словно тяжелый груз упал, самое страшное, то, чего не исправить - смерть, - не случилось, и облегчение было сродни самой нестерпимой боли. Не соображая, что делает, Лера вскрикнула и со всех ног бросилась из палаты, потому что ее разрывало на куски, потому что она не знала, как верно реагировать на все произошедшее, потому что ей было стыдно выказать, как она растеряна, испугана и потрясена. Такие сильные чувства принято прятать, и Лера хотела их скрыть, не выказывать при Лассе, еще сильнее теперь ощущая свою вину перед ним, невероятно желая прижаться к нему, выплакаться ему в жилетку и думая, что недостойна этого.
