- Сеньор Эду, - прогремела она яростным голосом, - вы забываетесь! Вернитесь к вашей гостье!
От ярости Эдуардо даже затрясло, он с силой сжал кулаки, чтобы не дай Бог не ударить, не оттолкнуть с пути женщину в строгом черном брючном костюме.
- Отойти с моего пути, Иоланта, - злобно процедил он, покачивая головой и буравя ее злым взглядом. – Это такая же гостья, и я не позволю ее трогать…
- Сеньор Эду! – прогремела Иоланта, краснея от досады. – Вашей гостье никто не причинит зла! Это приличный дом! Я сама велю сеньору Виктору оставить ее в покое! А вам стоило бы подумать о своем отце, и о приличиях, и…
- Что я должен думать об отце?! – взорвался Эдуардо.
- Вы разбиваете ему сердце, - прошептала Иоланта словно одержимая. – Вашим упрямством вы причиняете ему боль…
- Приди в себя, Иоланта! – взревел Эду. – Кого ты защищаешь? И от какого грозного врага?! Мой отец – мужчина, а Марина – всего лишь крохотная девчонка! Ты его защищаешь от девчонки?! Лучше заставить плакать девчонку, чтобы сильный мужчина, не дай Бог, не испытал досады и не пролил этих слез?! Отойди с моего пути, Иоланта, не заставляй меня применять силу! Этот человек и пальцем не притронется к Марине!
- Вспомните, против кого вы идете! – прошипела Иоланта, когда Эду решительно взял ее за плечо. – Это ваш отец!
- А Марина – моя женщина, - рявкнул Эду. – Уйди, Иоланта! Я ведь не слепой и не идиот. Ты всем рассказываешь сказку о том, как я защищаю мать, а сама тем временем защищаешь моего отца все это время, и метишь на ее место! Уйди, или это будет известно всем! И ему в первую очередь.
Иоланта ахнула и осела, когда Эду все же отпихнул ее рывком и кинулся мимо нее.
Виктора с Мариной он отловил почти у самой лестницы. Марина хотела убежать; ей не хотелось принимать ухаживаний Виктора, его щедро рассыпаемые комплименты пугали ее, и его настойчивость, с которой он тянул ее за руку обратно, к бассейну.
- Идем, - бормотал он, масляными глазками глядя в перепуганное лицо Марины. – Что ты так напугалась, глупышка?!
Эду налетел на него, как безумный. Молча он оттащил Виктора от сопротивляющейся Марины, выхватил из его руки бокал с виски, половину которого Виктор уже умудрился пролить, возясь с Мариной.
- Тебе же сказали, - прорычал Эду яростно, - не трогай ее! Не трогай!
Он в ярости плеснул в изумленного Виктора остатками виски, и пока тот, ничего не понимающий и ошеломленный, потирал глаза, ухватил его за шиворот и потащил к бассейну.
- Ты с ума сошел!? – верещал несчастный, стараясь вывернуться из рук Эду. – Совсем умом повредился?! Отпусти меня!
Но тот был неумолим и не выпустил своей жертвы из рук, покуда не подтащил его к бортику и не столкнул в воду, подняв тучу брызг.
- Остудись! – выкрикнул Эду, сам не понимая, отчего завелся. В его ушах звучало только одно: «Это моя женщина. Моя женщина…»
***
Происшествие с Виктором удалось замять; в основном потому, что сам Виктор был порядком нетрезв, а Иоланта смолчала, то ли порядком напуганная Эду, то ли по каким-то своим соображениям. Но, так или иначе, а никто не потревожил Марину, и она, кое-как успокоившись, прилегла отдохнуть, хотя сон не шел к ней.
Взрыв Эду не давал ей покоя. Это было не похоже на возмущение хозяина, в доме которого обижают гостя, хотя отчасти это было так. Это была ревность; почти одержимость, которую Марина успела рассмотреть, когда Эду ухватил перепуганного Виктора за шиворот.
«О, да что ж такое творится!» – думала Марина, и воображаемая Анька посмеивалась в ее голове.
«Ну, ты заварила кашу, подруга! Мужики за тебя бьются, как лоси за стог сена в голодный год! Это, знаешь, не каждой дано!»
Не каждой, невесело согласилась Марина с нею мысленно. Но лучше б этого не было. Ведь, по сути, из-за нее в совершенно постороннем доме происходит вот это все…
«Господи, Полозкова, ты как слон в посудной лавке! Где б ты не появилась, всюду какие-то проблемы и неприятности!»
Гости уехали глубоко за полночь; дом затихал, и Марина прислушивалась к каждому шороху, к каждому слову. Не вспылит ли Авалос-старший? Не выскажет ли Эду все, что думает? А что, если вдруг эта девушка все ж понравится Эду и останется на ночь? Или он увяжется ее провожать? Продолжит праздник до утра? Вот эти мысли были самыми неприятными, Марина чувствовала, как ревность воспламеняет и ее разум, рисуя соперницу вместе с Эду, и девушка просто сходила с ума, маясь в темноте и тишине.
Но, кажется, нет. Марина почти уже задремала, когда услышала осторожный стук в дверь и подскочила, как ужаленная.
«Иоланта? Вероника Андреевна? Кто?»
Осторожно, не зажигая света, на цыпочках, она прошла к двери, тихо-тихо повернула ключ в замке, и в ее комнату ворвался, как смерч, Эду, стиснул ее в своих объятьях.
- Ты забыла? – прошептал он, покрывая поцелуями ее лицо, запуская пальцы в ее волосы. – Ты не ждала меня? О, женщина, у тебя камень в груди! А я ни минуты не мог не думать о тебе!
- Эду, - выдохнула Марина, ласкаясь к нему. Все тревожные мысли разом исчезли, осталась лишь всепоглощающая нежность, а от его поцелуев последние опасения выветрились из ее головы. – Эду!
Марина сама не понимала, что с нею; такого ликования, такого всеобъемлющего счастья она не испытывала никогда, ни с одним человеком. Никто не был ей настолько дорог и близок, как Эду, ни с кем она не была так отчаянно безумна, как с ним. Чувствуя, как он стаскивает с нее одежду, спускает с ее бедер пижамные штанишки, она сама с не меньшим нетерпением стягивала с его плеч рубашку, поражаясь своей дерзости и смелости.
«После - хоть потоп», - с каким-то безрассудным отчаяньем думала она, когда Эду укладывал ее в постель, совсем голенькую, прижимаясь к ней так, словно хотел всю ее обласкать своим телом, горячими прикосновениями, исцеловать всю, с головы до ног, истискать, измять, прижимаясь лицом к горячей груди и жадно целуя светлые соски.
Его одержимое желание показалось Марине настолько развратным, что девушка охнула, смущаясь, попыталась прикрыться от жадного рта Эду, исцеловывающего ее грудь, живот, и этот невинный испуг отрезвил его.
- Нет, нет, - зашептал он, опомнившись от ослепившей его страсти и осторожно убирая ее скрещенные руки, прикрывающие стыдливо стиснутые бедра. – Моя снежная девочка, не бойся… я не сделаю тебе плохо и больно… я хочу любить тебя… ты стесняешься? Скажи, - он приподнялся на локте и пытливо заглянул в ее зарозовевшее от смущения лицо, - ты стесняешь… так? Так тебе не делал никто? Тебя такую никто не видел?
Марина не ответила, но Эду сам все понял.
- Моя чистая девочка, - с глубоким нежным чувством произнес он.
Он склонился над ее подрагивающим животиком и с обожанием поцеловал его, затем ее руки, стыдливо прикрывающие от его взгляда тайное женское местечко.
