В его исполнении любовь – это ласка. Страстная и жаркая, но чувственная, нескончаемая ласка, непередаваемо сладкая, наполняющая Марину жизнью до самых кончиков пальцев. Он владел всем ее существом, словно хотел изгладить каждый сантиметр ее кожи, наслаждаться ею всей, касаться и целовать всюду.
Она снова кричит, кончая, выгибаясь, балансируя на грани ослепительного блаженства. Ее крики заводят Эду еще сильнее, он срывается вслед за ней в удовольствие, толкаясь в ее тело на грани боли, яростно, присоединяясь к ее дрожи, к ее безумию, с которым она двигалась под ним.
- О, какая ты горячая… какая страстная…
Ее горло дрожит, запрокинутое лицо безмятежно и расслабленно, и язычок чуть касается пересохших от жара губ. Эду целует ее тронутые румянцем щеки, стирает с ресниц выступивши слезы, и снова вжимается в ее бедра, чтобы ощутить малейший трепет ее разгоряченного тела.
- Моя Марина…
Он прижимается к ее шее, слушая бешено колотящийся пульс и ощущая, как ее ласковые ладони сглаживают, стирают боль с его исцарапанных плеч.
- Скажи, - выдохнула она, - скажи, почему ты обратил на меня внимание?
Он лишь рассмеялся, уткнувшись в ее плечо.
- Скажи? – настаивала Марина.
- Может, - глухо пробормотал Эду, - потому что увидел, как ты сражаешься с собой? Ты хотела плакать, но не позволяла себе этого делать так, словно в этом есть что-то постыдное. Если б тебе в этот момент дали палку, ты бы ударила себя, не раздумывая. Ты маленький храбрый боец; это не может не интересовать.
- Эду! – в глазах девушки вдруг промелькнула тревога, она снова обхватила его плечи, словно прячась от опасности. – И что же дальше? Эду, - в ее голове, произносящем его имя, проскользнула горькая нежность, Марина крепко зажмурилась, и Эду приподнялся, почувствовав ее дрожь, угадав, что она вот-вот заплачет – и потому снова сражается с собой, не позволяя этим слезам показаться. – Я… ты мне очень нравишься, Эду, но…
- И ты мне очень нравишься, Марина, - не дослушав ее, произнес Эду, поглаживая ее волосы. – Не нужно слез. Не нужно сомнений. Отчего ты снова пытаешься мне не верить? Кто обидел тебя так сильно, что тебе легче принять дурное, горе, чем открыться навстречу радости?
- Но это так, Эду, - горько ответила Марина. – Твой отец…
- Он не злодей и не безумец, - отчасти резко ответил Эду, всматриваясь в напуганные глаза девушки. – Он не скажет тебе ни слова. Все вопросы он задаст мне, а не тебе. Он говорит о таких вещах только с мужчинами, не с молодыми девушками. Он – это моя забота.
- Но Иоланта сказала…
- Какая ты злая колючка! Тебе просто необходимо ужалить сильнее, да? Иоланта не плохая, нет. И тебе она зла не желает. Она долгое время служит нам. Она практически член семьи, она как тетушка, которую я уважаю и слушаюсь. Наверное, она дорого отдала бы за то, чтобы стать одной из де Авалосв, занять место матери, но… Словом, она слишком заботится об отце, и не замечает, что я уже давно вырос. Так что не бойся ее и ее слов; скажи ей, что у тебя теперь больше прав, чем у нее, на то, чтобы решать, с кем мне спать! Не бойся, Марина, - Эду смачно чмокнул девушку в покрасневший от подступающих слез носик, - выиграй этот бой! Не сомневайся; никто нам не сможет помешать, кроме нас самих.
***
Завтракать Марина осталась в своей комнате – так распорядился Эду, - а сам молодой человек, приведя себя в порядок, спустился к завтраку в столовую, к отцу.
Сеньор де Авалос уже допивал утренний кофе, просматривая свежую прессу. Он кивнул головой в ответ на приветствие Эду и небрежно отложил газету.
- Может, ты объяснишь мне, - произнес он, пристально вглядываясь в безмятежное лицо сына, - что происходит?
- Я хотел задать тебе этот же вопрос, - небрежно ответил Эду. – Что это такое? Зачем ты пригласил эту девицу, Грасиелу? Я чувствовал себя так, словно ты пытаешься всучить мне племенную кобылу.
- Побольше уважения, молодой человек! – прогремел де Авалос, краснея от гнева. – Ты говоришь о приличной девушке, из хорошей семьи!
- Вот именно, - так же невозмутимо ответил Эду. На его спокойном лице промелькнуло выражение абсолютно несгибаемого упрямства, но голос он не повысил ни на полтона. – Побольше уважения! Она что, падшая женщина? Если ее можно предлагать как подарок, не спрося ее желания?
- Я хотел, чтобы ты просто познакомился с ней! – сердито ответил отец.
- Я знаком с ней, - парировал Эду. – Неужели ты думаешь, что мне требуется чья-то помощь, чтобы выбрать себе женщину?
- Видимо, требуется, - запальчиво ответил отец, - если ты выбираешь не тех!
- Отчего же Марина – не та? – поинтересовался Эду, орудуя ножом и вилкой с таким спокойствием, будто разговор. Что состоялся у него с отцом, был ничем не примечательной обычной утренней беседой.
- Что ты знаешь о ней? – сурово произнес отец. – Ты ничего не знаешь о ее родных, о том, кто она, с кем она была…
Эду оторвался от еды, внимательно взглянул на отца.
- Она чистая и искренняя, - произнес он веско, - почти как дитя. Ее тело все еще пахнет молоком, а грудь маленькая и упругая, словно рука мужчины никогда не касалась ее.
- Избавь меня от этих подробностей! – сердито буркнул Авалос-старший, и Эду, как ни в чем не бывало, продолжил трапезу, даже бровью не поведя, хотя отец, казалось, готов был взорваться проклятьями и руганью.
- Значит, не спрашивай, если не хочешь, чтоб я об этом говорил. А вот о семье Грасиелы я знаю намного больше, - произнес Эду. – Ее отец женат, но волочится за красивыми женщинами. А брат не прочь напиться. Вчера даже сеньоре Веронике стало отвратительно их общество. Она, конечно, любит приятные слова и комплименты, но даже ради них не смогла улыбаться под конец. У нее было такое лицо, будто вместо вина в ее бокале был уксус.
- Ну, хорошо, хорошо! – выкрикнул отец нетерпеливо. – Пусть так, пусть ты прав! Мне не стоило приглашать эту девушку… для тебя. Ты вправе выбирать сам. Но я твой отец! Я беспокоюсь о тебе! И мне не все равно, с кем ты! Хорошо! Предположим, тебе понравилась эта… Марина. Но что дальше? К чему приведет это увлечение?
Темные глаза де Авалоса-старшего смотрели почти с отчаянием, и Эду в изумлении пожал плечами.
- Отец, - как можно мягче произнес Эду. – Я знаю эту девушку несколько дней, а ты уже спрашиваешь, что дальше? Возможно, события торопить не стоит? Возможно, мне и ей нужно больше времени, чтобы узнать друг друга? Симпатия, страсть – это много, очень много, но этого недостаточно для серьезных отношений. Я хочу ее узнать; я хочу узнать себя, понять, почему меня так привлекла эта девушка. Потом я готов буду ответить тебе, что дальше. Но пока что я очень просил бы тебя отнестись к ней с тем уважением, какое ты готов был выказать той же Грасиеле.
***
У Вероники с утра болела голова.
