- За то, что она говорила? – неумолимо продолжала Вероника, неспешно приближаясь к Авалосу. Алкоголь сделал ее бесстрашной и бесшабашной, она сделала то, на что давно не отваживалась: подошла к мужчине вплотную и осторожно положила руки ему на грудь, словно желая поправить ворот его белоснежной рубашки. – Она говорила что-то про мать Эдуардо.
Де Авалос вспыхнул и хотел было отпрянуть от женщины, оттолкнуть ее руки, обвивающие его шею, но она удержала его. Привстав на цыпочки, Вероника запустила пальцы в волосы мужчины, ласкаясь. Ее глаза – странно, пугающе внимательные, - блестели прямо напротив его глаз, и она совершенно внятно и спокойно произнесла:
- Она ведь сказала, что я похожа на мать Эду, так? Я могу ошибаться, но вы вряд ли сможете солгать мне… так? Я права? Я поняла верно?
- Si, - пряча взгляд, выдохнул Авалос так, словно это признание Вероника выпытала у него, вырвала вместе с последним вздохом.
- А! – протянула Вероника, коварно улыбаясь и проводя наманикюренным пальчиком по щеке Авалоса, который, казалось, сейчас сквозь землю провалится. – Так вот откуда в вас такой интерес. Вот почему вы отказали прочим и стали работать со мной! Это… очень мило.
- Послушайте!.. – произнес Авалос, перехватив ее руки за запястья, стараясь отстранить от себя женщину, но Вероника притворно скривилась, застонала, заохала, словно он сделал ей больно, и Авалос испуганно разжал пальцы, снова позволив Веронике обнять себя.
- Я же вижу, - промурлыкала она, улыбаясь, поощренная его доверчивостью и податливостью, - что все это не просто так. Я же вижу ваш интерес к себе. Я не понимала только его странности, но теперь все встало на свои места. Отчего вы тогда бежите от меня?
- Послушайте! – с мукой в голосе выдохнул Авалос, все же осмеливаясь перехватить ее руки и разомкнуть объятья, которыми Вероника его буквально душила. – Да, да, я признаюсь: вы… похожи на мою покойную жену. Да! Вы красивая женщина, сеньора Вероника, - это далось ему мучительно, с трудом, но Вероника словно не видела, не замечала его неловкости. – Очень красивая. И это моя вина, что я подумал… что смогу… что у нас с вами получится. Что-то получится. Я на это надеялся. Но нет.
- Но вы даже не попробовали, - игриво рассердилась Вероника.
- Я не хочу пробовать, - выдохнул, наконец, набравшись смелости, де Авалос, отстранив таки от себя Веронику и прямо глядя в ее лицо. – Не хочу.
От женщины пахло вином, она улыбалась, но ее улыбка быстро превращалась в ненастоящую, натужную, искусственную, и Авалос с некоторым сожалением смотрел, как тает, исчезает призрак.
- Как, - произнесла она, все еще с недоумением и растерянностью улыбаясь. В ее зрачках прыгал стыд – не оттого, что она позволила себе слишком многое, а оттого, что поверила, что Авалос действительно к ней чувствует что-то особенное. – Но почему… вы же…
- Мы не подходим друг другу, - уже резче ответил мужчина, отступая от Вероники и отпуская ее руки. Ее изумление и растерянность тоже выглядели живыми, и она снова на миг стала мучительно похожа… Но лишь похожа. – Так бывает, сеньора. Мы очень разные с вами. Иногда хочешь узнать человека, а узнав – понимаешь, что это не то, чего хочется.
- А чего вам хочется? – уже немного со злостью произнесла Вероника. Мгновенно ощетинилась, как еж; сладкий голос стал неприятным, дребезжащим, в нем ослышались злые, стервозные, холодные ноты. Ее страсть – и та была холодная и неискренняя. – Чего? Вы совсем меня не знаете, совсем. Однако, делаете выводы. Думаете, можно так? Подманил, очаровал, а потом понял, что не то, и выбросил? Но я живой человек.
- Простите, - глухо ответил Авалос. – Это моя вина.
- Это все, что вы можете мне сказать? – выдохнула Вероника зло. Ей хотелось накричать, вцепиться ему в волосы, надавать пощечин, чтоб лицо горело, но она усилием воли удержала себя.
«Куда уж ниже падать, - с усмешкой подумала она, ощущая, что вместе со всем этим ей хочется истерически расхохотаться, чтобы не было слышно, как стыд нашептывает в уши обо всех ее промахах и ошибках. – Дура… поверила, что может быть все хорошо… А он посмеялся. Не подходим друг другу!..»
- Ладно, - холодно и резко произнесла Вероника, не дожидаясь ответа Авалоса. – Сделаем вид, что ничего не было. Не было ни этого разговора, ни… Иоланты этой вашей, - Вероника выдохнула ее имя с ненавистью, но снова тотчас же совладала с собой. – Забудем.
Авалос сдержанно склонил голову.
- Gracias, - произнес он. Вероника не вынесла, отвернулась, скрывая нервную дрожь, и лишь качнула головой в ответ. В душе ее все кипел; ярость, яд, желание тотчас же причинить неимоверную боль разрывали ее грудь, и женщина не расплакалась только потому, что слезы высыхали, испарялись от этого поджара чувств, что бушевал в ней.
«Я тебе покажу грасиас, - яростно думала она. – Я устрою тебе грасиас, такой, что ты взвоешь во всю свою испанскую глотку! Мерзавец, скотина! Урод!»
Глава 12. Интересные новости
Утром, ни свет ни заря, позвонила Анька.
Это и понятно было – разница в пару часов ее не смутила, она настойчиво трезвонила, пока Марина не выпуталась из одеяла, пока не освободилась из рук Эду и не взяла трубку.
- Привет, подруга! – услышала она радостное Анькино воркование. – Ну, как ты там? Как дела? Отогрелась там, в солнечной Испании? У нас холодно, аж жуть. То дождь, то снег, то не пойми что.
- Ты чего так рано-то? – прошептала Марина, стараясь не разбудить Эду и осторожно усаживаясь в постели. – У нас разница во времени, забыла?
- О, точно, - как будто бы еще больше обрадовалась Анька. – А ты чего это шепчешь? Не одна, что ли? Ты там в третьесортном клоповнике, что ли? Вдесятером в одной комнате, трехярусные кровати, кипятильник и спички?
Марина тихонько покатилась со смеху от смелых фантазий подруги.
- Нет, ты что, - ответила она. – Здесь все прилично, какой клоповник!
Но Аньке не нужно было объяснять; эта пройдоха унюхала, учуяла каким-то шестым чувством, или обострившимся слухом уловило сонное дыхание Эду.
- Ты там с мужиком, что ли!? – потрясенно произнесла Анька, даже обомлев от своей смелой догадки. Марина вспыхнула, по привычке принялась прибирать волосы, как делала всегда в моменты волнений.
- Ну-у, - протянула она, чувствуя, как проснувшийся Эду обнимает ее и игриво прикусывает кожу на доступном участке ее тела. Доступнее всего оказалось ее бедро, так как Марина сидела, а не лежала рядом с Эду, легкие укусы перемежались с поцелуями, и Марина взвизгнула, когда стало особенно чувствительно и щекотно. – Да, да, да! Ай!
Эду стащил ее вниз, к себе, заставил улечься рядом, и поцеловал – так сладко и нежно, что Марина едва не забыла о звонке, о голосе Аньке, что-то бормочущем в трубке. Просыпаться с Эду каждый день было счастьем, таким простым, как солнечный свет поутру, но таким сладким, непередаваемо сладким, что Марина, принимая его поцелуи, растворялась в блаженстве и думала, совершенно не веря в то, что это происходит с ней: неужто все это – правда? И вся ее серая, колючая, неуютная жизнь отодвигалась далеко назад, в небытие, в почти забытое прошлое, а новая жизнь, которая только начиналась, была прекрасна, как солнечное теплое утро, и наполнена запахом цветущих апельсинов.
