- Мама? - с удивлением переспросила она, когда яростный клубок, словно состоящий из пестрых тряпок, вкатился на нижнюю площадку, и взлохмаченная женщина, яростно отпыхиваясь, откидывая с лица растрепанные волосы, остановилась перевести дух. Ах, так вот кто эта таинственная барсучиха, так настойчиво названивающая все утро…
- Это кто? - потрясенный до глубины души бойцовской стойкой раскрасневшейся от драки злобной женщины, спросил Эду. Казалось, даже им овладела робость при виде этой разъяренной женщины.
- Это моя мама, - ответила Марина, смутившись.
- О-о, - протянул Эду понимающе. - Эта сеньора очень… грозная.
Меж тем Елена Петровна была настроена не так деликатно, как Эду. Ее глаза полыхали яростью, вцепившиеся в перила руки тряслись.
- Вот вы где, - задушенным голосом произнесла она. - Голубки…
- Они женаты! - орала снизу Анька, не осмеливаясь больше подойти близко к разъяренной Елене Петровне. - Чего вы лезете к нормальным людям со своими долбанутыми тараканами!?
Но та игнорировала вопли побежденной.
- Марина, что происходит? - прокурорским тоном выпалила мать. - Ты почему не отвечаешь мне на звонки? Что это за цирк ты устроила?! Что значит - вышла замуж? Почему я узнаю об этом последняя? То есть, ты считаешь, что можно вот так запросто отмахнуться от меня, от отца?! Мы что, никто для тебя, пустое место?! Ну, спасибо тебе дочка! Дождались! Воспитали! Отблагодарила! - на красном недобром лице Елены Петровны красноречиво выписалась злобная издевательская радость, и у Эду от удивления брови поползли вверх, словно он видит самое необычное явление в своей жизни.
- Что она говорит? - настороженно спросил он у Марины, как завороженный глядя на полыхающую от гнева тещу. - Я готов поспорить, что она не спрашивает моего имени. А должна была бы как минимум хоть познакомиться.
- Она сердится, - стыдливо прошептала Марина, - что мы не пригласили ее на свадьбу.
- Кажется, это было верным решением, - заметил Эду. - Эта сеньора внушает мне страх. Я в жизни своей никого так не боялся.
- Так и должно быть, - машинально ответила Марина. - Это же твоя теща.
Меж тем гнев Елены Петровны входил в терминальную стадию.
- Когда он тебя обдерет, как липку, этот испанский альфонс, - злобно и радостно продолжила она свою тираду, - ты даже не смей ко мне приползать за помощью! Даже не думай! Взрослая же? Значит, учись отвечать за свои поступки! О маме, о папе подумала, когда выскакивала замуж? Нет. Мама, папа не нужны были. Вот и на нас не рассчитывай!
- Мама, прекрати этот балаган! - не вытерпев, прикрикнула Марина. - Зачем ты пришла? Оскорблять меня?
- Ох ты посмотри, - с хохотом всплеснула руками Елена Петровна. - Она оскорбилась! После своих выходок - оскорбилась она!
- Каких выходок, мама?!
- Да нам с отцом людям в глаза смотреть стыдно! - гаркнула Елена Петровна так, что Эду вздрогнул. - Все на нас пальцами показывают, говорят - собственная дочь на свадьбу не позвала!
- Потому и не позвала, - заводясь, закричала Марина, - что ты ведешь себя как…
- Как?! - радостно подхватила Елена Петровна, оживляясь. Скандал грозил перерасти в грандиозный бой.
Но Марина не хотела больше выяснят отношения. Она сорвалась с места и в мгновение ока оказалась рядом с матерью, подхватила ее под руку.
- Увиделись - и до свидания, - пыхтела она сквозь зубы, увлекая изумленную женщину вниз по лестнице. - Барсучиха…
Елена Петровна пыталась сопротивляться, но в Марину словно бес вселился. Она подхватила брошенный Анькой горн и протрубила матери прямо в лицо, не соображая, что делает.
- Что, - пискнула было Елена Петровна, но разъяренная Марина трубила и трубила, пока женщина, махнув рукой в досаде, не ретировалась. Только тогда Марина прекратила трубить и перевела дух. У стены замерла потрясенная до глубины души Анька.
- Это была славная охота, маленький брат, - вымолвила, наконец, она. - А теперь беги, лови Эду, пока он от тебя не сбежал.
Глава 19. Конец
Но ночь Марина и Эду устроились на стареньком бабушкином диванчике. Он был намного меньше, чем постель, к которой оба привыкли, но невероятно уютным. Тесно прижавшись друг к другу, укрывшись теплым одеялом, они долго целовались к темноте, остывая после любви, такой желанной, страстной и жаркой.
Марина задремала в объятьях Эду. Пахло чистым бельем, под щекой шуршала наволочка, а девушка, счастливо улыбаясь в темноте, думала, что судьба странным образом сделала поворот и сейчас именно сейчас все так, как должно было быть, как того хотела бы любящая Марину бабушка, думающая о девушке даже перед лицом смерти. В ее квартире, в ее простой постели, застеленной самым обычным бельем, засыпала Марина - счастливая и любимая, в обнимку со своим мужем.
«Бабушка хотела для меня этого счастья, - умиротворенно думала Марина, вслушиваясь в сонное дыхание Эду. - Такого простого, незамысловатого. Люди хотели обмануть меня, хотели что-то себе отхватить, а получилось так, как задумывала она… которая меня правда любила. Справедливость восторжествовала. Судьба - странная штука. На месте Эду должен был быть Игорь. И как хорошо, что его рядом со мной нет…»
Утром было тепло и солнечно, почти как в Севилье. Хотелось бы погулять по городу, проститься с ним - Марина осознала, что теперь не ясно, когда вернется на родину снова, - но было слишком много дел.
Для начала нужно было что-то сделать с квартирой. Продавать ее, а тем более отдавать ее Барсучихе Марина отказывалась наотрез. Это было ее гнездо; ее убежище. То место, где все наконец-то стало правильным. И этого места Марина не хотела терять. Она хотела сохранить и его, и возможность вернуться сюда еще хоть когда-нибудь.
А это означало искать квартиросъемщиков, заключать договор, и утрясать детали. А после - купить билеты и вернуться обратно, в Севилью.
День прошел в хлопотах, и, возвращаясь домой к вечеру, шагая под руку с Эду по скверу, Марина мысленно прощалась с городом, с его весенней прохладой и привычным ее уху городским шумом, сотканным из обрывков фраз и автомобильного шума.
«Конечно, надо было сюда приехать, - думала Марина, прижимаясь к Эду и улыбаясь от счастья, глядя, как встречные девушки бросают на ее мужа заинтересованные взгляды. - Надо. Но не так… Но что сделано, то сделано».
Мать больше не пыталась звонить ей; вероятно, она еще не поняла, что скоро дочь уедет навсегда, и затеяла играть в очередную игру с обидами. Марине было все равно; ей до смерти не хотелось разбираться с капризами матери, не хотелось делиться с ней своими приобретенными сокровищами - Эду и маленькой жизнью, что теперь зрела в ее теле. Она ничего не сказала родителям о том, что скоро у них будет внук, хотя бы потому, что уже слышала реакцию матери.
