– Могу себе представить, – сухо ответила Элиза.
– Не можете, – отрезал Первый. – Не можете. Было много жертв и много крови. Очень. Но негодяи ускользнули с моим добром, а люди прокляли нас и подвергли процедуре Забвенья. С тех пор мы видели свет только тогда, когда нас звали. Но и этого было достаточно, чтобы держать в страхе всех. И тогда нас решено было изгнать совсем. Навсегда. Навеки в небытие и темноту. С эти миром нас связывали лишь мои вещи и хитрость Эрвина. Я не знаю, как ему удалось вписать наши настоящие имена, те осколки, что остались, в книги, да только он это сделал. И благодаря этому мы сейчас здесь.
– И чем же я могу помочь? – удивилась Элиза.
– А! Вот мы и перешли к главному. Мне нужны мои артефакты. Все то, что у меня украли. Неприятно, знаете ли, чувствовать себя ущербным калекой. А Эрвину нужен артефакт Четырнадцатого. Но Эрвина эти негодяи, что владеют моими вещами, легко вычислял, а вот вас – нет. У вас я прошу стать агентом. В ваших силах узнать все об артефакте и помочь его раздобыть. Видите, я честен с вами. И ничуть не лгу. Ну, так что?
- А чем вы грозите миру? - выпалила Элиза. - Люди ведь не просто так от вас избавились!
- Справедливостью, - ответил Первый так зловеще, что Элиза снова невольно попятилась от него. - Только справедливостью. Вот ты… ты находишься в нашем доме, и никто тебе не причиняет вреда, а знаешь почему? Потому что ты невинна. Тебя не за что карать. Ты не желала никому смерти. Не травила родственников, не обирала неимущих. Ты ведь прикасалась к моему пальцу, к золотому напёрстку, - Элиза невольно посмотрела на свои ладони, - а на них нет ни следа зла и порока. Люди, получая в руки этот наперсток, тотчас прячут его от посторонних глаз, а затем играют и выигрывают целые сокровищницы, а ты… где этот наперсток?
- Я не помню, - ответила Элиза. - Я давала его Эрвину. Может, у него?
- Нет. Он не имеет права забирать это себе, если ты не разрешала, - Первый засмеялся, под белоснежными прядями сверкнул его глаз. - То есть, ты даже не знаешь, где оставила ключ к сокровищам мира?
Элиза беспомощно развела руками.
- Ну, это не важно, - продолжил Первый. - Такие вещи не теряются. Хотя я очень сожалею, что его у тебя с собой нет… Так к делу. Согласна ты помочь? Эрвин, - глаз Первого снова сверкнул алым драгоценным камнем, - такой сильный и такой гордый, такой благородный, вынужден жить в изгнании, сидеть, как пес на цепи, пока какие-то воры, эти грязные крысы, развлекаются и живут на полную катушку и смеются над ним.
- Согласна, - еле слышно шепнула Элиза. Отчего-то она вдруг услышала гнусное хихиканье, переходящее в скотский хохот, словно во сне увидела неясные тени, лица, издевающиеся и жующие что-то жирное.
Первый промолчал, лишь вложил в ее руку какую-то маленькую вещицу.
- Это все, чем я могу помочь тебе в твоей нелегкой миссии, - печально сказал он. - Это перламутровый наконечник копья Четырнадцатого. Им можно поразить любого врага. Даже меня. Надеюсь, он тебе не пригодится, но если вдруг… не сомневайся, рази. Только спрячь… ото всех спрячь подальше. Никто не должен это видеть.
Элизе казалось, что это какой-то страшный сон, что это происходит не с ней. Она не заметила даже, как очутилась в лесу, вне стен дома, и Первый, положив ладони ей на плечи, вывел ее по неприметной тропинке к двери, которая просто стояла посреди леса.
- Открой ее, - шепнул Первый, - и выйдешь куда хочешь.
- Но что я скажу дома, - до Элизы вдруг дошло, что дома она не ночевала, и ее наверняка хватились. Первый засмеялся:
- Боюсь, им сейчас не до вас и не до того, где вы были. В городе пожар. Притом горят несколько домов. И люди… как-то странно себя ведут.
- Люди? - вскрикнула Элиза, вспоминая вдруг огромную банку ведьмы с трепещущими там обрывками души.
- Да, - сытым котом улыбнулся Первый. - В городе хаос. Так что тебе нечего бояться. Ну, иди!
Элиза, слепо подчиняясь его чарующему голосу, толкнула старую, рассохшуюся, скрипучую дверь и… шагнула прямо на мостовую Старой Дубовой.
Первый не солгал; в городе действительно царил хаос, по крайней мере здесь, на отдельно взятой улице. На Старой Дубовой. Которая вдруг стала так же светла, как все прочие. Может, оттого, что зло отступило, уползло из-под дубов, крепко переплетенных кронами. Или же оттого, что дом старой ведьмы пылал странным синим пламенем, стеная и воя, а из пожарища вылетали пойманные частички душ.
- Какой ужас, - прошептала Элиза, разглядывая пожар, мечущихся людей, пытающихся погасить огонь. В том, что дом поджег Эрвин, сомневаться не приходилось. Это его огонь, его сила и его волшебство освобождали плененные души. Только спокойнее от этого не становилось.
Люди, что встречались Элизе, вели себя странно. Они кричали, бежали куда-то в страшной спешке, словно опаздывающие на поезд, в надежде, что можно еще что-то исправить, или сидели на мостовой и тихо плакали, потому что исправить что-то уже было отчаянно поздно. Жизнь прошла, их ошибка была затеряна, затерта временем, и возврата к прошлому не было.
«Как много несчастных! - поразилась Элиза, шагая меж этими безумцами и оторопело оглядываясь по сторонам. - Как много людей отдало частицы своих душ в надежде жить правильно! И как много из них ошиблось... Это ведьма их такими сделала. Вероятно, эти демоны и в самом деле не такое уж зло, если люди творят с собой и друг с другом такое за какие-то деньги…»
Люди тревожились не зря. Оказывается, сразу за домом ведьмы был старенький деревянный мост через почти пересохший ручей, а прямо за ним - улицы Лонгброка, и пламя уже скакало по старым рассохшимся доскам. Еще немного - и запылает город. Поэтому чуть не половина города была тут. Одни несчастные пытались потушить пламя, другие пытались вернуть потерянную жизнь.
Элиза сделала еще несколько шагов, и тут на нее налетел, едва не сбив с ног, какой-то человек.
- Элиза! - услышала она и перевела на него потрясенный взгляд. - Зачем ты здесь, в этом аду?! Какое счастье, что я нашел тебя! Как я волновался! Эта нечистая магия, она весь город взбудоражила! Все словно с ума сошли… Элиза…
Это был ее жених, Артур, о котором она просто позабыла за последними событиями. Он был неуместно разряжен, в атлас и кружева, словно явился не на пожар, а на званый ужин.
Девушка и охнуть не успела, как Артур ухватил ее, стиснул в пылких объятьях, припал горячими губами к ее губам, целуя ее восхитительно и совершенно недопустимо. Ласкает ее губы своим языком, словно имеет на это право! Ах да, он имеет… но до сегодняшнего дня он не отваживался делать это. Из уважения к отцу Элизы, из-за своего рафинированного воспитания. А сейчас он позабыл наставления своей суровой матушки, позабыл о стеснении и приличиях и дарит ей ласку у всех на виду, сжимая ее талию так крепко, что у Элизы перехватывало дух.
- Элиза, - шепчет он совершенно безумным от счастья голосом, и поцелуй повторяется - долгий, сладкий, полный неги. Артур проводит языком по губам Элизы, раз, второй, третий, и она в изумлении покоряется ему, сама не понимая, почему. На ее губах вкус меда, сладко с горчинкой. В голове ее прекрасное безумие, и Элиза вдруг с восторгом думает, что хорошо, что Артур ее жених… Он нежен с нею, в его порывистых движениях, в прикосновениях чувствуется волнение, он касается щеки девушки, обводит овал ее лица, будто стараясь уверить себя, что она рядом, что она не бесплотный призрак.
