– Они? – уточнил Первый. Его тонкие ноздри хищно дрогнули, он снова улыбнулся сияющей, прекрасной улыбкой, от которой Элизу бросило в жар – так ужасна и яростна была эта улыбка.
– Да, – глухо подтвердил Эрвин, стирая с лица остатки боли и крови. – Они. Их много. Мы уничтожили верхушку, и то не всю. А те, кто промышлял убийствами, разбоем, не брезгуя никакими мерзостями, и за небольшую плату готов был купить у Короля Разгильдяев новую душу, чтобы навсегда спрятаться от нас и жить в свое удовольствие еще века, остались живы. И сегодня Король кинул им клич. Они идут со всех сторон города, из домов на пушке леса, отовсюду, как серые крысы, – Эрвин перевел взгляд сияющих волшебной синевой глаз на Элизу, замершую от страха. – Они идут за мизинцем Первого. Они идут в твой дом, Элиза. За твоим отцом.
Первый пожал плечами, снова склонился над гитарой.
– Но Эрвин, – заплетающимся от страха языком промолвила Элиза. – Его нужно спасти! Он ни в чем, ни в чем не виноват, а они его убьют! Ты же знаешь, что это за люди!
– Теперь уже виноват, коль скоро они нашли его, – беспечно ответил Первый, все так же беспечно перебирая струны. – Он пользовался наперстком – вот почему они его нашли. Мой порок, моя сила проросли в нем и пометили его. Ротозеи найдут его всюду, по звериному соболиному запаху, по темной магии, которая теперь сочится из него. И теперь у него два пути: либо примкнуть к Ротозеям, став одним их них и вернуть наперсток Королю, либо… либо сопротивляться и погибнуть.
– Нет, нет, нет! – выкрикнула Элиза. – Я не позволю! Нет!
– А что ты сделаешь? – насмешливо поинтересовался Эрвин, небрежно отряхивая с плеч разрывы. Черная клубящаяся магия спешно зашивала прорехи на его одежде, стирая все воспоминания о жестокой схватке. – Нас двое. Всего двое. А Ротозеев – полчища. Тот, кого я поймал, сказал, что самая сильная волшебная палочка не сможет их разогнать. Твое копье было бы кстати, и, вероятно, тебе удалось бы разогнать большую часть нечисти, но ты не можешь его взять. Даже если сильно захочешь. Оно убьет тебя единственным прикосновением, и ты ничем не поможешь своему отцу.
– А твоя? – резко спросила Элиза, глядя Эрвину прямо в глаза. – Твоя сандаловая палочка Инквизитора помогла бы?
Эрвин ничего не ответил, лишь лицо его побледнело.
– Ты не сделаешь этого, – произнес он, – ты не станешь этого делать. Это слишком рискованно.
– Ты подарил ей инквизиторскую палочку? – вежливо уточнил Первый. – Отличная идея. Просто блестящая.
– Я хотел, чтобы она была в безопасности! – прокричал Эрвин яростно, сжав кулаки. – Это моя женщина, черт тебя подери, и я хочу, чтобы у нее было чем защититься от негодяев! И я не хочу, чтобы она ввязывалась в драки, в которых и у опытных сильных магов есть все шансы погибнуть!
– А! – многозначительно протянул Первый. – Но все равно, довольно странное желание – защитить свою женщину.
– Ты же понимаешь, о чем я говорю! – с мукой выкрикнул Эрвин. – Кто, как не ты, должен это понять?!
– Это не главное, – ответил Первый, откладывая в сторону свою гитару. – Гораздо более важно то, что меня понял ты. Но в одном ты прав: даже инквизиторская палочка в неопытных руках не справится с такими скользкими мерзавцами, как Ротозеи. А они сильны, пять уровней магии – это минимум, что есть на их палочках. Это чистое самоубийство – идти туда, против них. Даже втроем. Разве что…
– Что?! Говори! – крикнула Элиза, напугавшись, что Первый обманывает, играет, дав ей луч робкой надежды.
– Разве что нам переполниться силой и магией и не отдавать излишки, – хрипло, преступно и хищно сказал Первый, и его красные глаза раскаленными углями сверкнули исподлобья.
– Что это значит? Что это значит?! – спросила Элиза, трясясь, как осиновый лист.
– Ты когда-нибудь держала на поводке чудовище, одержимое жаждой убийства, – неотрывно глядя на Эрвина, произнес Первый. – Взбесившегося леопарда или голодного барса? Таких чудовищ, которым не важна даже их жизнь, настолько сильна их жажда крови? Вот они… эти звери… даже вдвоем они способны покрошить любое воинство… превратить всех в кучу ломанных окровавленных костей… Но их надо получить. А еще надо получить согласие одного такого праведника на то, чтобы одна трепетная девушка увидела его таким – безумным, безмозглым монстром, который подчиняется только поводку и ошейнику в ее руках… Выдержит ваша любовь такое испытание, м-м-м?
Эрвин отвечал Первому таким же взглядом, полным бушующего огня, и Элиза поняла, куда клонит Первый. Он хотел пресытиться магией, но не отдавать ее часть, как это делал Эрвин. Эта часть, это пресыщение превращало Эрвина в монстра. И этим предлагал воспользоваться Первый.
– Ты все-таки безумец, – выдохнул Эрвин. – С тобой опасно находиться рядом даже твоим союзникам. Ты снова пытаешься увести нас на верную гибель, ведь и в таком… облике у нас есть все шансы погибнуть.
– Но в тот момент тебе это будет неважно, – огрызнулся Первый. – Радость битвы все затмит, и даже если ты умрешь, ты умрешь счастливым. Ну, так что, маленькая мисс, – он резко обернулся к Элизе, и та отпрянула от его алых пламенных глаз. – Готова ты разменять эту монету? Отца обменять на возлюбленного? Эрвин уже готов идти туда. Черта с два он откажет тебе. Он боится даже подумать о том, что их твоей улыбки исчезнет симпатия к нему. Боится потерять твою благосклонность. Он не откажет тебе, нет! Но справится ли он один? Или все же усилим Эрвина одним ненормальным Демоном?
Первый тихо, утробно, зловеще захохотал, сверкая алыми глазами. Вид у него был совершенно безумный, тонкие ноздри вздрагивали, словно он уже чуял запах горячей крови и предвкушал чужую боль и смерть, и Элизе стало по-настоящему жутко, когда Первый приподнял маску и показал демоническую сущность.
– Мне нужна женщина, – хрипло выдохнул он, адски улыбаясь. Он уже предвкушал бойню, кипящий в жилах гнев, который растворяет боль. – Я дал тебе Слово не брать магию таким образом, Эрвин… не желаешь ли вернуть мне это Слово обратно?
«Даже когда он не был Демоном, – с ужасом подумала Элиза, – он был одержим. Вот почему он пошел в Инквизиторы. Вот почему он не боится боли. Он настоящий безумец. Фанатик. Он не прав; он родился не порченым – он родился безумным и великим».
– Женщина? – елейно переспросил Эрвин. – Ты хочешь любви?
– Да, – хрипло, с вызовом, ответил Первый. – Хочу.
– И ты дашь надеть на тебя ошейник? – так же елейно, издевательски поинтересовался Эрвин. – Ты же знаешь, Первый, что чтобы удержать монстра на поводке, этот самый поводок нужно к чему-то прикрепить… Так вот я спрашиваю: ты позволишь надеть на свою шею ошейник и покоришься?
– Да! – с вызовом выкрикнул Первый. В его страстном голосе Элиза услышала ложь и ломку, какая бывает у пьяниц, страдающих от вина, отравившего их тело. Такие люди напрочь лишены всего человеческого в душе и пообещают что угодно, лишь бы им дали еще хоть глоток любимой отравы… И Первый сейчас скребся, как собака, выпрашивая того, чего лишился, хитря и скуля, замирая и дрожа в предвкушении и тоске.
