Тристан красноречиво посмотрел на черные ладони Эдварда и лишь усмехнулся.
- Этим ты меня не напугаешь.
Когда опальные инквизиторы покинули дом, Тристан перевел дух и почувствовал, как от напряжения болят плечи. В доме было тихо, удивительно тихо, будто разом его покинули все души, и демоны, и люди.
Подумать только!
Еще вчера он защищал Софи от демонов, а оказалось - она их хозяйка! Невероятно!..
- Ты не стал с ней драться и позволил ей уйти, так? - произнесла Китти, разгоняя ненормальную, звенящую тишину.
- Так.
- Ты врал, ты не смог бы ее ударить, ранить и… убить?
Тристан чуть качнул головой.
- Не смог бы. Загнанное искалеченное существо, она не верит даже в справедливость и поэтому не просит помощи. Как мог я, еще и я, причинить ей боль?
- Она нравится тебе? - по-деловому поинтересовалась Китти.
- Да, - нехотя признался Тристан. - Но я, кажется, ей не очень.
- Это не точно, - заметила Китти, подходя ближе к отцу. - У меня тут вот…
Она полезла за пазуху и вынула какой-то конверт, чуть помятый, но дорогой, из плотной бумаги. От него явно пахло чем-то знакомым, чем-то сладким.
- Розовое масло? - принюхавшись, сообразил Тристан. - Жюли?!
- Ага, - подтвердила Китти беззаботно.
- Где ты взяла его?
- У этого остолопа, Эдварда же, - ответила Китти, - когда вцепилась в его одежду.
- Украла? - строго уточнил отец. Китти пожала плечами, изображая философское выражение на мордашке.
- Самые ловкие пальцы в королевстве, - напомнила она, демонстрируя Тристану свои руки.
- Очень дурная наследственность, - вздохнул Тристан и развернул письмо.
Анонимом, который навел инквизиторов на Софи, действительно оказалась Жюли. Тристан даже поморщился от отвращения - столько горького яда было разлито в словах, написанных рукой этой красивой и изящной женщины.
«Эта Софи, - писала Жюли, - просто черная, гадкая, извращенная и преступная ведьма. Она ограбила отца, оставила бедного, беспомощного старика доживать свой век в нищете и забвении. Пытки не смогли подавить в ней зло, даже отнятые куски души не искоренили в ней тьму, но помутили ее разум. И теперь она может лишь творить бесчинство. Это ее демоны терзают город. Это она насылает на людей беды. И вы, если поторопитесь, можете ее остановить, пока она не наделала других, более ужасных дел.
Я знаю, что эта гнусная, грязная, извращенная потаскуха, прикинувшись невинной овечкой, трется вокруг инквизитора Тристана. А он всего лишь мужчина, и, к тому же, с годами он стал сентиментальнее и мягче. Он принимает ее слова и кокетство за чистую монету. Может быть, эта грязная, испорченная шлюха уже расплатилась с ним телом в обмен на его защиту и покровительство. Ее лживый язык мог наобещать ему многое, и сделать еще больше! Уверена, она спит с ним, удовлетворяя все его порочные фантазии. А он верит в ее кротость и в ее послушание!
Но есть способ открыть ему глаза; он очарован ее лживой, ненастоящей невинностью и красотой. А если вернуть ей частицы души, он увидит ее истинное лицо, ее порочную ведьминскую сущность, и отвернется от нее!
Эти частицы души были изъяты у нее в наказание; но она творила черные дела и после. У нее много раз отнимали воспоминания в надежде ее исправить, но ничего не помогало!
Если вернуть ей душу, она станет опасна. Очень опасна; так опасна, что никому я бы не пожелала напасть на нее в одиночку. Лучше втроем.
Она все вспомнит и признается во всех преступлениях, и вам останется только ее пленить… или убить. Я очень хотела бы, чтобы вы очистили наш город от этого зла. Нет больше сил терпеть мрак и ужас. А я за ваши старания щедро поблагодарила бы вас. Кошелек с сотней золотых на каждого достаточная плата за то, чтобы вы поторопились?..»
- Какая приятная наружность, - произнес Тристан, - и какое гнилое нутро!
- Что там, что там? - поинтересовалась Китти.
- Тебе это читать нельзя! - строго ответил Тристан. Китти закатила глаза:
- Можно подумать, - проворчала она, - я не читала! Я же говорила - эта Жюли на редкость противная, настоящая змея! А ты отослал с ней Густава! Представь, если ей вздумается открутить маленькому песику голову?!
- Тогда ее будет ждать большой сюрприз, - ответил Тристан.
- И что?! Что теперь? - не унималась Китти.
- Придется мне самому к ней наведаться, - ответил он. - Поискать оставшиеся части души Софи. Думаю, эта пройдоха отдала намеренно не все.
***
Жюли, совершив гадость, пребывала в приподнятом настроении.
- Ах, какой милый песик, - щебетала она, радостная, целуя Густава в черный мокрый нос и поправляя бант на его собачьей шейке. - Право же, господин Тристан так мил. Как думаешь, Зефирчик, я ему понравилась? Он мной заинтересовался?
Песик от острого аромата розового масла звучно чихнул, зажмурив блестящие глазки, и Жюли восприняла это как положительный ответ.
- Ах, разумеется, я ему понравилась! - заверещала она, прижимая собачку к груди и несколько раз целуя пса в макушку. - И было бы замечательно, если б эти карающие ангелы утащили эту дуру Софи с собой в столицу, а господина инквизитора оставили бы мне! Господин младший Зимородок - это не только крепкие мускулы и отчаянный магический меч, которым господин Тристан может разогнать всех и вся в округе, но и много, много, много золота! А золото я люблю!
И Жюли изобразила пару каких-то незамысловатых и даже неуклюжих танцевальных па, словно танцовщица, давно покинувшая сцену.
Исцелованного, чихающего от резкого розового запаха Густава она отпустила на пол, а сама принялась неспешно раздеваться.
Она освободилась от нарядного платьица, скинув его прямо на пол, и осталась - нет, не в нарядном белье, - а в старом, вылинявшем, выгоревшем легкомысленном наряде, приличествующем разве что певичке или танцовщице из дешевого кабаре.
Красный атлас ее корсета был тусклый и местами потертый, блестящие пайетки на нем потускнели и стали похожи на чешую мертвой рыбы, бусинки облезли, и стало совершенно непонятно, какого он были цвета.
Короткая юбка из черного фатина была измята и потеряла всякую форму. Длинный черный шлейф напоминал скорее хвост ящерицы.
И все же в этом потрепанном, старом наряде еще угадывался прежний игривый настрой.
На свои черные кудри Жюли надела очаровательную крохотную черную шляпку и опустила на лоб серую от старости вуаль.
- Милый, - пропела она игривым голосом, оборачиваясь к огромному, во всю стену, зеркалу, - как я тебе сегодня?
Густав, который от ласк и запахов хозяйки спрятался под софу, тотчас же снова выглянул, заинтересованный, к кому это обращается Жюли. Не к собаке же, в самом-то деле? Но в комнате никого не было. А Жюли, пригладив фатиновые оборки, поправив шляпку, танцующей походкой подошла к зеркалу и даже дышать перестала, любуясь собой.
