«Софи, сколько же раз ты сейчас спасла меня от смерти!»
Очередной женский крик вдруг прозвучал особенно громко, молнией разорвав небо.
- Подчинись!
Голос ведьмы отчего-то показался Тристану совсем юным, властным и дерзким настолько, что он сам едва не припал благоговейно на колено, склонив голову.
Гневные, грязные бранные слова катались по небу раскатами грома, а Эбигейл, рыча и стеная, не в силах справиться со своими непослушными руками, отступил назад и, дрожа всем телом, как побитая собака, встал на колено, опустив шпагу. Он вынужден был подчиниться, хоть и рвался всем телом в бой, всей своей черной душой мечтая упиться живой кровью инквизитора. Но подчиняющее слово, словно путы, крепко и надежно повязало его, и он не мог и с места сдвинуться.
- Клянусь преисподней! - проорал он, мучаясь и страдая. - Клянусь преисподней, будет у меня хоть шанс, я перегрызу тебе глотку, святоша! Как же я ненавижу тебя! Как же я завидую тебе!
- У тебя не будет этого шанса.
Меч Тристана, словно огромная черная игла, сшивающая ткань бытия, пронзила тело демона, превратив его в стайку алых пепельных бабочек, и тот исчез, подхваченный порывом ветра.
Увидев гибель брата, Стир завопил от гнева и боли.
- Ты! - орал он, трясясь от злобы. - Ты посмел коснуться его! Ты посмел убить его!
- Я всего лишь отправил его домой, - возразил Тристан, переведя дух и откинув со взмокшего лба белую прядь. - В ад. Хочешь к мамочке? Я могу это устроить. Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в объятьях самой уродливой и толстожопой дьяволицы с самыми громадными сиськами.
- Сволочь! - выдохнул Стир. - Ну, я покажу тебе!..
- Что-то еще, более увлекательное, чем твоя голозадая мамаша?
- Куклу, - ответил Стир с издевкой. - У нее большие планы касательно тебя. И поверь мне: лучше прижиматься к сиськам демоницы!
Он взмахнул шпагой, но не затем, чтобы поразить Тристана.
Ее острием он выписал тайный знак, который никто не чертил уж давно, и открылся портал, сияющий тревожным светом.
- Помни, - произнес Стир, издеваясь. - В конце пути всегда ловушка. И ты не первый, кого я туда усажу!
Подчиняющее слово снова пронеслось по небу, хлестнуло, словно хлыстом, своенравного демона по плечам, и он упал на колени с громким стоном наказанного раба.
Магия вязала его по рукам и ногам невидимыми путами, причиняя ему боль и страдания, он вопил, растопырив от боли пальцы рук, словно приросших к телу.
Но и Тристану приходилось несладко.
Портал чуял его; сверкая грозовым светом, он начал втягивать в себя воздух и тащить, тащить к себе упирающегося инквизитора. И Стир, глядя, как Тристан упирается, расхохотался, хотя по щекам его катились слезы.
- Сегодня мы оба познаем ад, каждый свой, - прокричал он, издеваясь, глядя, как сбитый порывом ветра с ног Тристан в отчаянии цепляется за корни деревьев и траву.
Но трава расплеталась, оставаясь в его ладонями мертвыми сухими стеблями, корни деревьев становились гладкими и мертвым, вытягиваясь в направлении к порталу, и Тристана тащило в призрачный свет, тащило, слепило и затягивало в ловушку…
***
Жюли, пострадавшая от лап негодного оборотня, кое-как привела себя в порядок.
Вместо разбитого фарфорового зада она привязала на место старый, деревянный, крашенный дешевой розовой краской. Конечно, магия сделала его живым и теплым телом. Но вместе с фарфором ее черты, е тело и лицо покинула и утонченная хрупкость. Жюли вдруг стала пошловато разукрашенной, приземистой, добротно и крепко скроенной, как прачка или торговка, с обширным круглым задом.
И вроде, это была та же самая прелестная Жюли, но что-то незримо изменилось в ней, и теперь всяк, глянув на нее, понял бы, что она всего лишь разодетая в модные тряпки дешевка.
Она рыдала и билась в истерике, она взяла нож и хотела с ним и с собаками идти за дочерью Тристана, из мести пару раз пырнуть маленькую мерзавку, но вдруг гром и звон привлек ее внимание.
С замиранием души пестрым колобком неуклюже скатилась она с лестницы, вульгарно раскорячив колени, и в ужасе увидела, что зеркало, за которым прежде маячил ее красный пленник, разбито, лавина зеркальных осколков покрыла пол и ковер, а самого человека в красной маске нет нигде.
Жюли и не думала идти искать его.
Вместо этого она ловко юркнула под диван, втиснувшись под него так удачно, будто была плоской, словно доска, и там затихла, сжимая в руках бесполезный нож.
Если б она была живым человеком, сердце ее колотилось бы быстро и часто, и, вероятно, ее враг, тот, кого она удерживала в ловушке так много лет, отыскал бы ее по звукам, что она издавала.
Но она была всего лишь кукла.
Ей не нужно бы даже дышать, и когда она услышала шаги, она сделала вид, что она - вещь, мертвая, обычная вещь, такая же, как и диван над ней.
И человек в красной маске прошел мимо, волоча по полу алый плащ.
«О, проклятье! - изнывала Жюли, сжимая в руках нож и наблюдая за сапогами вырвавшегося на свободу врага. - Это чертов Стир освободил его! Вырвался из-под моей власти и напакостил, чернорожий урод! Но каким образом и как?! Для этого ведь нужно заманить в ловушку кого-то другого. Кого он затащил в хрустальную камеру?»
Красная Маска ходил по комнате, зеркальные осколки вперемежку с фарфоровыми черепками хрустели под его ногами, и Жюли даже рада была, что она всего лишь кукла, которая не так впечатлительна, как живые барышни. Живая барышня давно бы раскричалась, как ненормальная, и выдала себя.
«Как же мне от нег избавиться?»
Взгляд Жюли упал на нож.
Видимо, не так он бесполезен?..
«А что я теряю? Что мне грозит? Ад? Но те, у кого нет души, никогда не попадут в ад! Как, впрочем, и в рай… им грозит пустота и небытие. А это не больно и не страшно. Это никак».
Решительно сжав зубы, Жюли осторожно выскользнула из-под дивана и чуть причмокнула губами, подзывая собак. Тех самых, с которыми она собиралась идти в ночь, к башне, против демона и всадников, якобы освобождать Китти.
«Давай, иди сюда, старый грешник, - думала Жюли, подкрадываясь к Красной маске с грацией разжиревшей коротконогой утки, - и я угощу тебя!»
Красная маска вдруг замер; перестали хрустеть осколки под его ногами, и Жюли поняла, что он стоит напротив своей бывшей клетки, рассматривая попавшего туда пленника.
«Связанного по рукам и ногам пленника, - подбодрила себя Жюли. - Он не выскочит, не освободится не поможет… давай, кто бы ты ни был! Возись громче, дергай путы! Пусть он смотрит только на тебя!»
Слышно ли в доме, как идут часы? Как стоит стол?
Жюли кралась точно так же, застывая и делаясь ну точно как неживая кукла. Красная маска стоял, рассматривая бьющееся в клетке тело, и он не обернулся, он нипочем не услышал бы Жюли, если б не эти чертовы собаки.
