– Эспер, прости меня! – успел крикнуть он, прежде чем его погребли под собой тела слиндеров.
ГЛАВА 7
МЕСТЬ
Леоф задохнулся от боли, когда его пальцы приняли положение, когда-то бывшее для них нормальным.
– Я сам изобрел это устройство, – с гордостью сообщил лекарь. – И добился с его помощью больших успехов.
Леоф сморгнул слезы и взглянул на приспособление. По сути, оно представляло собой перчатку из мягкой кожи с маленьким металлическим крючком на конце каждого пальца. Руку композитора засунули внутрь и положили на металлическую пластину с отверстиями для крючков. Доктор растянул пальцы так, как им следовало лежать, и закрепил крючками.
Затем – и это было самым болезненным – он положил сверху вторую пластину и стянул их болтами. Сухожилия Леофа горели огнем. Возможно, пришла ему в голову дикая мысль, все это – новая изощренная пытка, придуманная узурпатором и его лекарями?
– Давайте лучше вернемся к пару и травам, – поморщившись, попросил он. – Это было приятно.
– Это было нужно, чтобы расслабить руки, – пояснил лекарь. – И пробудить целительные жидкости. А сейчас настал черед наиболее важной процедуры. Ваши пальцы срослись совершенно неправильно, но, к счастью, с тех пор прошло не так много времени. Мы должны придать им нужную форму, а после я смогу сделать жесткие лубки, чтобы удержать их на месте, пока не совершится подлинное исцеление.
– Значит, такое часто случается? – Леоф задохнулся, когда лекарь сильнее затянул болты. Его ладонь все еще оставалась далеко не плоской, но в глубине поврежденной плоти что-то слегка щелкало, выпрямляясь. – Чтоб… руки были в подобном состоянии?
– Не совсем так, – признал лекарь. – Мне еще не приходилось работать с именно такими повреждениями кисти. Но руки, раздробленные булавой или мечом, – довольно заурядное явление. Прежде чем я стал лекарем его величества, я служил лекарем при дворе грефта Офтена. Он, видите ли, каждый месяц проводил турниры, а пятеро его сыновей и тринадцать племянников были как раз подходящего возраста, чтобы в них участвовать.
– Значит, вы лишь недавно прибыли в Эслен? – спросил Леоф, радуясь возможности отвлечься.
– Около года назад, хотя сначала я был подручным лекаря его величества короля Уильяма. После его смерти я недолгое время служил ее величеству королеве, а потом стал помощником личного врача короля Роберта.
– Я тоже недавно сюда прибыл, – сказал Леоф. Врач еще сильнее затянул болты.
– Разумеется, мне известно, кто вы такой. Должен сказать, что вы довольно быстро прославились. – Он едва заметно улыбнулся. – Вы могли бы проявить несколько большее благоразумие.
– Мог бы, – не стал спорить Леоф. – Но тогда мы не имели бы удовольствия выяснить, насколько эффективно ваше изобретение.
– Я не стану вводить вас в заблуждение, – проговорил лекарь. – Ваши руки могут стать лучше, но прежними не будут никогда.
– Я и не предполагал.
Леоф вздохнул и снова сморгнул слезы боли, когда очередная полузажившая кость щелкнула и со скрипом передвинулась на новое место.
На следующее утро он неуклюже листал одну из книг, доставленных по приказу узурпатора, а руки его, как и обещал врач, были в лубках – жестких перчатках из железа и толстой кожи. Его кисти с растопыренными пальцами руки большой и нелепой куклы. Леоф никак не мог решить, как он выглядит: смешно или жутко, – когда пытается переворачивать страницы этими громоздкими варежками.
Впрочем, вскоре он забыл об этом, очарованный тайной.
Книга была старой, написанной древними алманнийскими буквами. Называлась она «Лютее са Фелтан йа са Бирмен» – «Песни полей и рек», – и это были единственные вразумительные слова во всей книге. Остальное представляло собой письмена, каких Леоф никогда прежде не видел. Они чем-то напоминали символы знакомого алфавита, но как читается та или иная буква, оставалось только догадываться.
В книге имелось несколько страниц с короткими строчками, похожими на стихотворные и тоже чем-то знакомыми, но в целом казалось, что обложка книги и ее содержание не имеют друг к другу никакого отношения. Даже бумага внутри представлялась неподходящей, более старой, чем переплет.
Леоф как раз разглядывал страницу со схемами, такими же загадочными, как и текст, когда услышал какой-то шорох из-за двери. Он вздохнул, готовясь к очередной встрече с принцем или лекарем.
Но он ошибся – и ахнул от радости. Порог переступила девочка, кто-то тут же захлопнул и запер за ней дверь.
– Мери! – вскрикнул Леоф.
Она замешкалась на мгновение, а потом бросилась к нему. Леоф подхватил ее и обнял своими нелепыми руками.
– Уф! – выдохнула Мери, когда он прижал ее к себе.
– Как здорово снова видеть тебя, – сказал он и поставил ее на пол.
– Мама говорила, что тебя, наверное, жуть как убили, – проговорила Мери с серьезным видом. – Я так надеялась, что она ошиблась…
Он потянулся погладить ее по голове, и она изумленно вытаращила глаза, заметив его руки.
– Не пугайся, – тут же сказал Леоф, складывая жуткого вида лапищи на колени. – Это чтобы их вылечить. Как твоя матушка, леди Грэмми?
– Если честно, не знаю, – ответила Мери. – Я уже много дней ее не видела.
Леоф опустился перед ней на колени, чувствуя, как в ногах что-то трещит и натягивается.
– Где они тебя держат, Мери?
Девочка пожала плечами, разглядывая его руки.
– Они завязывают мне глаза. – Она улыбнулась. – Но я насчитала семьдесят восемь шагов. Моих шагов, конечно.
Композитор тоже улыбнулся, радуясь ее сообразительности.
– Надеюсь, твоя комната уютнее этой.
Мери огляделась по сторонам.
– Да. У меня хотя бы есть окно.
Окно!.. Неужели это не подземелье?
– Когда ты шла сюда, ты поднималась или спускалась по лестнице? – спросил Леоф.
– Спускалась. Двадцать ступенек. – Она так и не отвела глаз от его рук. – Что с ними случилось? – спросила она в конце концов.
– Я их повредил, – тихо проговорил Леоф.
– Бедненькие, – сказала Мери. – Жаль, что я не могу им помочь. – Она еще сильнее нахмурилась. – Ты теперь не сможешь играть на клавесине, как раньше, да?
У Леофа словно комок застрял в горле.
– Нет, не смогу, – ответил он. – Но ты ведь не откажешься поиграть для меня?
– Конечно нет, – сказала Мери. – Только, ты же знаешь, я не очень хорошо играю.
Он заглянул ей в глаза и мягко положил руки на плечи.
– Я никогда не говорил тебе этого раньше, – сказал он, – но ты можешь стать великим музыкантом. Возможно, самым лучшим.
