– Меньше двух девятидневий. Но, послушай, не узнала ли ты за это время что-нибудь, о чем и не подозревала хозяйка дома?
Энни задумалась лишь на мгновение.
– Я узнала, что ее муж флиртует с горничными, хотя, думаю, она об этом знала, а то и вовсе полагала нормальным, – ответила она. – А вот о чем она не знала, так это о его связи с ее подругой, дат Оспеллиной.
– И ты узнала это только из наблюдений?
– Да.
– А другие слуги – они с тобой разговаривали?
– Мало.
– Правильно. Потому что ты была новенькая и к тому же иностранка. Они тебе не доверяли.
– Полагаю, ты права, – сказала Энни.
– Однако готова поспорить, хозяева дома не делали между вами этого различия. Для них ты была служанкой, и, пока ты выполняла свою работу, как и предполагалось, ты становилась невидимой, такой же частью дома, как окна и перила на лестницах. Они обратили на тебя внимание, только…
– Когда я сделала что-то не так, – проговорила Энни, начинающая понимать, что имеет в виду Остра.
Сколько в Эслене слуг? Сотни? Тысячи? Постоянно рядом, но, как правило, слишком незаметные, чтобы это беспокоило аристократов.
– Продолжай, – попросила Энни. – Расскажи мне про слуг в Эслене. Какие-нибудь мелочи.
Остра пожала плечами.
– Тебе известно, что мальчишка с конюшни, которого зовут Гимлет, сын Демиль, швеи?
– Нет.
– Ты помнишь, о ком я говорю?
– Гимлет? Разумеется.
«Только я никогда не задумывалась, кто его мать».
– Но при этом он не сын Армьера, мужа Демиль. Его настоящий отец – Каллен, с кухни. И поскольку жена Каллена, Хелен, крайне разозлилась, когда об этом узнала, Гимлету – кстати, его настоящее имя Амлет – не светит место в самом замке, потому что мать Хелен – Кабаниха, старая леди Голскафт…
– …командует всеми слугами замка.
Остра кивнула.
– В свою очередь, она является незаконной дочерью покойного лорда Ретвесса и девушки из семьи лендвердов.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что слуги больше времени спят друг с другом, чем работают.
– Когда черепаха всплывает, чтобы вдохнуть воздуха, ты видишь только кончик ее носа. Ты знаешь про слуг Эслена лишь то что они позволяют тебе узнать. А большая часть их жизни – интересы, страсти, связи, – все это держится в тайне.
– Однако, похоже, ты знаешь довольно много.
– Лишь столько, сколько нужно, чтобы понимать, чего я не знаю, – сказала Остра. – Я так близка с тобой, со мной обращаются, как с девочкой из благородной семьи. Поэтому мне не слишком доверяют – и не очень любят.
– И какое все это имеет отношение к моему дяде Роберту?
– Среди слуг ходят о нем довольно мрачные слухи. Говорят, в детстве он был невероятно, противоестественно жесток.
– Противоестественно?
– Одна из горничных, когда была девочкой… Она рассказывала, что принц Роберт заставил ее надеть платье Лезбет и потребовал, чтобы она отзывалась на это имя. А потом он…
– Остановись! – сказала Энни. – Думаю, я могу себе представить, что было дальше.
– Думаю, не можешь, – возразила Остра. – Этим они, конечно, тоже занимались, но его желания отличались извращенностью не только в этом отношении. А потом еще история Розы.
– Розы?
– О ней обычно умалчивают. Роза была дочерью Эммы Старте, которая работала в прачечной. Роберт и Лезбет сделали ее своей подругой по играм, они одевали ее в красивые платья, брали с собой на прогулки, катания верхом, пикники. Обращались с ней так, словно она была благородной по рождению.
– Так же, как обращались с тобой, – сказала Энни, чувствуя, как что-то болезненно шевельнулось у нее в груди.
– Да.
– Сколько им было лет?
– Десять. Так вот, Энни, о чем говорят – хотя в это и трудно поверить.
– Думаю, сейчас я готова поверить уже во все, – ответила Энни.
Ей казалось, что ее чувства притупились, точно нож, которым слишком часто рубили кости.
Остра понизила голос.
– Говорят, что в детстве Лезбет была такой же, как Роберт, жестокой и завистливой.
– Лезбет? Она самая милая, добрая и кроткая женщина, которую я когда-либо знала.
– Говорят, она стала такой после исчезновения Розы.
– Исчезновения?
– Роза пропала, и никто больше ее не видел. Никто не знает, что случилось. Но Лезбет плакала дни напролет, а Роберт казался более возбужденным, чем обычно. После этого Роберта и Лезбет почти не видели вместе. Лезбет словно стала другим человеком, старалась совершать только добрые поступки и жить как святая.
– Я не понимаю. Ты хочешь сказать, что Роберт и Лезбет убили Розу?
– Я сказала, что никто ничего не знает. Ее родные молились, рыдали и даже составили прошение. Вскоре после этого ее мать и ближайших родственников отправили служить в дом грефта Брогсвелла, за сотни лиг, и там они и остаются до сих пор.
– Это ужасно. Я не могу… ты хочешь сказать, что мой отец не расследовал это дело?
– Сомневаюсь, что эта история достигла ушей твоего отца. Она была решена внутри мира слуг. Если бы слух об этом дошел до твоей семьи, о нем так же легко могли бы узнать политические противники твоего отца. И тогда все слуги, знающие хоть что-нибудь, могли бы исчезнуть так же неожиданно и без объяснений, как и Роза. Поэтому Кабаниха объявила, что Роза уехала со своей сестрой работать в Виргенью. Домоправительница также позаботилась о наличии соответствующих записей. И родных Розы тихо отослали из замка, чтобы они в своем горе не принялись разговаривать не с теми людьми.
Энни закрыла глаза и увидела проступающее сквозь веки симпатичное личико с зелеными глазами и вздернутым носиком.
– Я помню ее, – выдохнула она. – Они называли ее кузина Роза. Это было во время праздника на Том Вот. Мне тогда было не больше шести.
– Мне было пять, значит, тебе шесть, – подтвердила Остра.
– Ты и в самом деле думаешь, что они ее убили? – пробормотала Энни.
Остра кивнула.
– Я думаю, что она мертва. Возможно, это был несчастный случай или игра, зашедшая слишком далеко. Говорят, Роберт любит играть.
– А теперь он на троне. На троне моего отца. А мою мать он запер в башне.
– Я… я слышала об этом, – проговорила Остра. – Я уверена, что он не причинил ей вреда.
– Он приказал меня убить, – ответила Энни. – Неизвестно, что он сделает с моей матерью. Именно об этом я должна сейчас думать, Остра. Не о том, стану ли я королевой, а о том, чтобы освободить мать и поместить Роберта туда, где он не сможет причинить никому вреда. Пока только об этом.
