Я тяжело сглотнул, не спуская с нее взгляда — вспомнились ее ощущения в ладони. Чашка была старой, с щербинкой на ручке, и та постоянно цепляла безымянный палец… Но я не мог от нее избавиться. Она принадлежала отцу.
— Это мой дом, — кивнул я. И развернулся к выходу. — Поехали.
— Не осмотришься? — посторонился Сезар.
— Не сейчас, — нахмурился я, мотнув головой. — Это… слишком…
Я вышел на крыльцо и сел на ступеньку:
— Можно еще сигарету?
— Голоден?
— Нет…
Мы закурили синхронно. Сезар сидел на земле лицом к дому, но был весь в своих мыслях. Я же просто не мог смотреть на прошлое за спиной. Его нужно было принимать по частям, иначе было чувство, что оно меня прикончит…
— Ты же не все мне рассказал, да? — прищурился я на Сезара.
Он перевел на меня взгляд:
— Твой отец убил моего…
Дым скользнул из разомкнувшихся губ и размыл картинку перед глазами. И не было сил его разогнать выдохом, потому что я снова не смог вдохнуть. Я видел, как Сезар опустил голову, затягиваясь.
— Ты уверен? — просипел я.
Вопрос был глупым, но я не мог не предположить. Это все звучало слишком дико и не просто ковыряло раны — открывало реку боли. Чужой. Но уже не совсем.
— Мать была уверена. Прочитал в ее дневнике. — И он снова глубоко затянулся, делая такую нужную обоим паузу. — Он убил его на ее глазах…
— За то, что она выбрала не его? — не верил я.
— Из-за меня. Чужой мужчина — полбеды. Но чужой ребенок… — Он красноречиво посмотрел на меня, а я впервые едва выдержал его взгляд.
Ребенок Айвори может посмотреть на меня так же через годы? Наверное… Но я ясно понял одно — не хочу заслужить такой его взгляд.
Вот так вот этот странный день вывалил на меня горы ответов, о которых даже не просил. Наши родители все это пережили раньше. Один смог принять чужого ребенка, другой — нет.
Кто был виноват в том, что произошло в нашей семье? Мать, которая не дождалась одного мужчину и вступила в связь с другим? Можно ли ее винить? Вряд ли. Как и моего отца. Он не смог принять, как не могу теперь я. Представить, как он мучился без избранной до конца дней — страшно, но мне теперь вполне доступно. А отец Сезара оказался более мудрым… но это не спасло его от смерти. Все, что у нас с братом было общего на двоих — разрушенные жизни родителей. И никого не осталось в живых, чтобы что-то исправлять…
— Поехали, — поднялся я. — Только я поведу.
* * *
К вечеру я выдохлась с Роном совсем. Он, почти не затихая, куксился и истерил, не поддаваясь никаким уговорам. Когда стемнело, в комнату сунулся Уилл:
— Айвори, что с ребенком?
— Бывает, Уилл, — огрызнулась я. — Если мешаем, отвези нас обратно!
Грубо вышло, но у меня уже не осталось моральных сил. Уилл не обиделся:
— Я просто в город съезжу, нужно что-то?
Мне стало стыдно.
— Прости. Нет, ничего…
Не знаю, сколько прошло после его ухода. Полчаса? Только Рон в руках вдруг вскрикнул… и задрожал. Я перепугалась дико — прижала его к себе:
— Малыш, маленький… что такое? Что случилось?
А сама кинулась к номеру доктора на комоде, но не успела его набрать, как ребенок в руках выгнулся дугой и вдруг стал стремительно покрываться шерстью!
Я думала, что мне будет все равно, что я — мама и справлюсь со всем… Но я не справилась. Ноги подкосились, руки ослабли, и Рон скатился по коленкам на пол и протяжно заревел по-звериному, корчась в агонии. А я вытаращилась на него, полная ужаса и чего-то еще, что мать не может чувствовать по отношению к ребенку.
Боже, какая я была дура! Как я могла подумать, что это будет просто пережить?! Сейчас в шаге от меня сидело… животное. И я не узнавала в нем ребенка, которого любила до смерти и за которого была готова отдать все.
Медвежонок поднялся на нетвердые лапы… и посмотрел на меня таким взглядом, что сердце едва не остановилось. Я промедлила всего секунду, но Рон все понял… и вдруг дал деру из спальни! Его порыкивания раздались из коридора, потом послышался глухой стук падения и обиженный рев — он упал с лестницы! Вопросы к себе разлетелись с этим жалобным зовом, и я бросилась следом. А Рон уже побывал в спальне Эйдана и, не найдя его там, едва не сбил меня с ног, пролетая мимо в сторону двери.
— Рон! — позвала я. — Малыш, вернись!
Что с ним делать и как быть — понятия не имела. Он явно искал Эйдана, и все из-за меня…
Дверь на улицу не стала для него препятствием — Уилл и раньше бросал ее прикрытой. Просто удивительно, что в человеческом облике он только начал ползать, но медвежонком уже носился вовсю. И страх гнал его вперед.
— Рон! — вылетела я следом в сад, растерянно застывая от ужаса.
Его уже и след простыл. Я бросилась по дорожке, бестолково мечась из стороны в сторону, осматривая кусты и тропинки, но медвежонка нигде не было. Отчаяние затопило с головой. Все казалось дурацким кошмаром, от которого никак не проснуться.
Я как раз добежала до дверей, ведущих на дорогу, чтобы убедиться, что они заперты надежно, как с той стороны послышался шум двигателя…
13
Когда я подъехал к калитке сада, уже стемнело.
— Хочешь — можешь остаться у меня…
Я видел, что Сезар подавлен. Не хотелось отпускать его в таком состоянии.
— Спасибо, но нет, — повернул он ко мне голову. — Я и так бросал Дану последнее время в одиночестве. Она будет беспокоиться…
— Тогда дай знать, как доедешь.
Он усмехнулся:
— Защищаешь меня.
— Пора начинать, не находишь?
Наши с ним взгляды встретились, и стало понятно — все решено так, как нужно. Да, до семьи нам еще далеко, но чужими мы больше не будем.
Внезапное мельтешение у дома привлекло внимание. А когда из калитки выскочила испуганная до чертиков Айвори, я рванулся из машины, не задумавшись. Секунда, и она влетела мне в руки, дрожа:
— Рон сбежал! — вскричала.
— Рон? — переспросил, силясь понять, что произошло.
— Ребенок! Мой ребенок! Сбежал! — кричала она, всматриваясь в мое лицо невменяемо-испуганным взглядом. — Пожалуйста, помоги его найти!
— Как он мог сбежать?! — сурово потребовал я, обхватывая ее за шею и притягивая к себе.
В голове искрило от попыток понять, что происходит, и как грудной человеческий ребенок мог сбежать. Грант оказался рядом бесшумно, и я непроизвольно перевел на него взгляд. Усмешка на его физиономии вдруг показалась такой неуместной… но всего лишь на секунду, пока до меня не дошло то, что уже понял он.