— Ари…
Я осознала себя в его руках не сразу. Мы лежали на кровати, и он прижимал меня к себе, запустив пальцы в волосы. От его ласки было тошно… Я не понимала, как он может быть таким жестким и одновременно таким ласковым. И это сводило с ума.
— Не трогай меня, — мотнула головой, пытаясь высвободиться.
Тело все еще тлело от пережитого. А хуже всего — я заставляла себя вспоминать, что зверь — такой же враг, как и все тут. За прошедшие сутки все так поменялось, а нервы настолько издергались, что мне хотелось льнуть к нему и верить обещаниям. Только его «не дам выбора» отрезвляло.
— Я не могу не трогать, — отбрил он, напоминая, что мои желания для него ничего не значат.
Пришлось терпеть и надеяться, что завтра его больше не увижу. Но у него были другие планы — он сгреб меня в объятья и потащил в душ.
— Пожалуйста, оставь меня в покое, — закатила я глаза.
— Рот закрой, — глухо процедил и опустил меня на пол душевой. Было тесно, но чисто. — Мойся, и ко мне на кровать.
Я проглотила очередное «Пошел ты» и, сцепив зубы, выполнила его приказ, оставаясь под душем как можно дольше. Но он не спешил меня выцарапывать, а когда я вышла, застала его за возней с раной. Выглядела она откровенно неважно. Мужчина хмурился, сцепив зубы, поливая ее антисептиком. Я застыла, не спуская с него глаз.
Мы оба были растеряны и унижены обстоятельствами… Почему-то только сейчас, видя, как он горбится, склоняясь над раной, и терпит боль, я это осознала. Впору было сойти с ума от противоречий… или правда хотя бы на сегодняшнюю ночь перестать с ним бороться? Сил не было.
— Давай помогу, — шагнула к нему. Он скосил на меня глаз, но возражать не стал — отдал антисептик и бинты. — Кто это тебя?
— Волк.
— Они что, посадили тебя к волку и сделали ставки? — подняла на него взгляд, но, наткнувшись на его, вернулась к ране. — Твари…
Он молчал. Терпел процедуру стойко, а когда я забинтовала рану, потянулся к штанам:
— Спасибо.
В этот момент по коридору заскрипели колеса тележки, и вскоре двери открылись:
— Ужин, — обозначил охранник причину своего появления.
Я плотнее закуталась в полотенце, пока на оборотня наставили оружие, чтобы спокойно закатить тележку.
— Голодна? — поинтересовался зверь спокойно, только в коридоре вдруг послышались быстрые шаги, и в камеру быстрым шагом прошли двое солдат с оружием.
Один остался на входе, второй двинулся внутрь:
— Что ты сделал с камерами? — потребовал он сурово.
Зверь молча выпрямился, всем видом показывая, что отвечать не собирается. А мне вдруг стало страшно.
— Что. Ты. С ними. Сделал?
Охранник чеканил требовательно каждое слово, приближаясь, а мне хотелось забиться под кровать, чтобы сбежать из эпицентра напряжения. Зверь вдруг скользнул между нами и тут же согнулся от резкого удара в живот.
Я вскрикнула:
— Что вы делаете?!
— Рот закрой! — рявкнули мне, и оборотню прилетело по лицу кулаком.
Он только головой мотнул, падая на колено, но тут же медленно выпрямился перед человеком:
— Я буду рвать тебя на части неспеша, когда доберусь, — оскалился он, и его хриплый голос заставил съежиться не только меня.
Ублюдок-охранник тоже дрогнул, выкатив глаза.
— Ты живешь тут еще только потому, что нужен этим ученым в качестве подопытного материала, — прошипел он.
— Курт, — позвал его второй, нервно перехватывая ствол ружья, — пошли. Наши завтра починят камеры.
Курт презрительно хмыкнул и развернулся к выходу. Когда двери с грохотом закрылись, зверь медленно сгорбился, тяжело выдохнув.
— Ложись, — подскочила я, не думая, и подхватила его под руку. — Давай…
Он, к счастью, повиновался, а я метнулась в ванную за мокрым полотенцем. Не лед, так хотя бы холодная вода немного поможет от стремительно наливавшейся гематомы на скуле.
— Спасибо, — тихо прохрипел, когда я залезла рядом и приложила полотенце к его лицу.
— Не за что, — глухо выдавила… и почувствовала, как по щекам покатились слезы.
Сдержать эмоции не удалось, и вскоре я уже полноценно рыдала. Он молчал. Лежал, положив руку поверх ушибленного живота, и будто пережидал мою истерику. Хотя откуда мне знать, что у него в мыслях?
— Как ты сюда попала? — вдруг спросил он.
— Мне позвонили из службы занятости, — я шмыгнула носом. — Платить обещали так хорошо, что я даже не задумалась.
— Так нужны деньги? — открыл он глаза.
— Думала поступать осенью в Смиртоне. Поэтому да, нужны… — Голос охрип.
Я вытерла слезы свободной рукой и обняла колени, ежась в комок.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать два…
Он болезненно поморщился, тяжело вздыхая, и снова прикрыл глаза, а я пустилась рассматривать его вблизи. Спросить, сколько лет ему, не решалась. Но прежнего желания ничего о нем не знать уже не было.
— Как тебя тут найти?
Я моргнула, не понимая, и он снова устремил на меня свой режущий взгляд:
— Если вдруг тебя не приведут когда-нибудь, а мне удастся выбраться…
— Сегодня меня вернули в жилой корпус для обслуживающего персонала. По главному коридору если идти, то он четвертый по счету.
— Что еще тут есть? — сузил глаза пытливо.
И я рассказала все — что, где, сколько персонала, отсеков, оборотней и клеток. И что людей в черных спецформах вижу впервые.
Он выслушал меня внимательно, потом медленно сел, едва успела перехватить мокрое полотенце:
— Давай есть.
— Я не хочу.
— Ари, надо есть, — устало поднялся он, и я впервые испытала к нему жалость. — Не давай им лишнего повода тащить тебя в медотсек.
— Они все равно будут таскать, — возразила. — Мы теперь с тобой подопытные экземпляры. Не пойму, что они хотят найти…
— Слабое место, — взялся он за тележку и покатил к кровати. — Таких, как я.
— И в чем же слабое место? — подобрала я ноги.
— Ты теперь мое слабое место. — Он снял крышку с подноса. Еда была простой — тушеное мясо, овощи. Но оборотень все равно ко всему придирчиво принюхался, прежде чем наложил мне тарелку. — Ешь.
— Ты можешь мной не командовать? — возмутилась я.
— Может быть когда-нибудь смогу, — посмотрел на меня. — Поешь, пожалуйста. Тебе нужны силы.
— Я не могу есть, когда у меня стресс. Но меня все равно накормили стейком — не переживай. Ужинай сам.
