Я кивнула, дрожащей рукой забрала у него футболку, ещё раз вытерла влажные волосы и оделась.
— Это из-за родов, — сказала ему тихо.
На его губах появилась грустная улыбка.
— Это вряд ли, — буркнул он.
— Ты оставил мои шампуни, — вспомнила я то, о чём подумала, пока мылась.
— Выбросил, — дернулся он, — эти — новые.
Я пожала плечами, не желая говорить ему о том, что один из них был начат. И явно не мной.
— Первая дверь справа, — открыл дверь передо мной он, — я минут на пять. Няню уже принёс.
Кивнула ему и закрыла за собой дверь, одновременно прерывая его будущие слова. А после двинулась в сторону детской, окна которой выходили на улицу, потому она была освещена фонарями. Это позволило мне добрести до кроватки, прислушаться к тихому сопению, понять, что всё хорошо, и, наконец, упасть на кровать под балдахином, даже не сдергивая покрывало. А только обняв себя руками и сжавшись в комок посередине. Слёз не было. Как и желания плакать.
Я будто совершила преступление. Понимала, что оно всё запутает, но знала, что плохо мне от него станет потом. Сейчас я желала держать внутри то тепло, которым наградил меня тот, кто мог любить, не вредя мне. И тот, кого могла любить я.
— Я отправил тебя не сюда, — с деланным недовольством показался в проёме Тёма, — за тобой прямо глаз, да глаз нужен, Васенька.
Эти слова вызвали на моём лице ещё более грустную улыбку.
— Но раз ты уже лежишь, то… — меня легонько подвинули ближе к краю, легли вплотную и обняли со спины, — не думаю, что Соня обидится, если мама с папой поспят пару ночей на её кровати.
На этом я не выдержала — сперва всхлипнула, и только после поняла, что плачу.
— Оно должно было выплеснуться, Вась, — прижал меня сильнее он, — криком или слезами.
Его губы припечатали поцелуй на моей макушке.
— Просто пойми, что всё закончилось, — вкрадчивый шёпот, — больше не будет этого идиота, его брата, лживых подруг и другой гадости. Я не допущу этого, а вы с Соней будете отдыхать и радоваться. Поняла?
У меня не осталось сил даже кивать ему в этот момент. Он шептал что-то ещё, рассказывал о том, как всё будет хорошо, и что никто никогда не обидит нас с дочерью. И мне хотелось верить ему. Однако, существовало такое количество «но», что хотелось впасть в ещё более глубокое уныние.
— Я уже подал на развод, Вась, — добил меня он, — к сожалению, без суда не обойтись. Но он пройдёт быстро. В отличие от ещё одного.
— От моего имени? — догадалась я.
Веки были опухшими, а губы сухими, их пришлось разлеплять с болью.
— Да, — честно ответил он, — разведёшься, а после сразу выйдешь за меня, — заставил выдохнуть меня он, — чего ты удивляешься? Дети должны жить в полной семье со счастливой мамой и с папой, который будет их любить. В семье, Вась. А не в том кошмаре, в котором были вы двое. Брак — часть семейного счастья, ведь так.
Я зажмурила глаза.
— Это сложнее, чем ты говоришь, — мой голос уже был сорван.
— Сложнее оно будет, если ты сама всё будешь делать сложнее, — непримиримо произнёс он.
Его отец был таким: добрым, хорошим, преданным, но предельно принципиальным и несгибаемым в каких-то вещах. Хороший отец — я завидовала Артёму какое-то время. Однако, всё казалось сложнее в те моменты, когда их семья должна была принять какие-либо решения. Он не уступал. Никогда. Делал так, как считал правильным. Артём был очень на него похож, потому часто противился воле отца и делал по-своему. Вот только я так не смогла бы никогда — даже убедить его в своей правоте не могла, он находил доводы против моего мнения и упирался в их верности.
Легко было принять выбор, если он хоть немного был твоим.
— Ты снова не спрашиваешь моего мнения, — остановила его я, — и в этот раз ты ничего не сможешь сделать — я приму решение сама.
Он даже сел, чтобы взглянуть на меня.
— Ты не собираешься с ним разводиться?! — шипение.
Я замерла.
— Я хочу подумать об этом завтра, — шикнула на него.
Затем отвернулась сильнее и прикрыла глаза.
— Я тебя запру, — пошли вход угрозы.
Я промолчала.
— И в этот раз я не шучу, Вася, — наклонился непосредственно к моему лицу он, — установлю решётки на окна детской, и вы будете сидеть и радовать меня своим безопасным времяпрепровождением.
Всё ещё молчу.
— Завтра, так завтра, — он откинулся на вторую подушку, — можешь даже высказать мне какой я нехороший. Но только завтра — раз уж ты так решила, — он был ехиден.
И даже эти слова не вызывали у меня никакого напряжения. По крайней мере он мог обеспечить нам с Соней спокойствие. Да и сбегать от него я уже научилась — один раз даже удалось.
— Сделаем выездную церемонию или бронируем ресторан? — задумчиво пробормотал он.
Я прыснула. Но не успела ответить — в гостиной зазвонил брошенный мною телефон.
— Я сам, — начал подниматься Артём.
Я этого допустить не могла никак, потому практически бесшумно вскочила первая, а после бросилась в гостиную, оставляя замешкавшегося мужчину позади.
— Вася, чёрт тебя дери! Если ты сейчас возьмёшь трубку… — рычал он.
Но дальнейших слов я не услышала, закрыв двустворчатую дверь гостиной, повернув замочек и медленно и тяжело дыша подкравшись к телефону, лежащему на полу. По двери прошёлся удар ладони. Радионяня на столе не отреагировала, значит до Сони этот звук не донёсся.
Он звонил не первый раз — шестнадцать непринятых пришлись на беззвучный режим с вибрацией, после чего телефон свалился на пол, где от удара включил звук.
На пол я села уже без сил. Страшно было даже смотреть на мигающий желтым экран, не то что принять вызов. Однако я выпустила из лёгких весь воздух, успокоила мысли и нажала кнопку.
— Через минуту ты должна быть дома, — нетрезвый, но спокойный тон Никиты.
Шею будто кто-то схватил и сжал — судорога прошлась по мышцам.
— Я не пойду, — первый в моей жизни отказ мужу.
Было страшно так, что голос дрогнул.
— Я больше не буду, — слова того, кому видимо всё же было стыдно, однако само признание было сродни унижению.
Я промолчала.
— Не слышишь? — вновь сдержанный вопрос, — повторять я не буду. Ты сама во всём виновата. Ты вертишь задницей перед этим… чёртом, а я должен быть спокоен, когда он тащит под суд моего брата?!
Я нервно сжала челюсть, сквозь зубы прошипев в трубку:
— Ты сказал, что мы с Соней тебе надоели. Не стоит ли тогда…
— Не стоит! — прервал меня он, — езжай домой, дура. Твоя дебильная мать не берет трубку, когда я звоню ей.
