– А третье ваше требование?
– Попытайтесь убедить мисс Эллис зайти ко мне познакомиться
и побеседовать. Мне бы этого очень хотелось.
– Зачем?
– Кто-нибудь должен сказать ей, что после окончания срока
опекунства она окажется обладательницей большей суммы, чем она предполагает. И
нужно, чтобы она знала почему. Если вы попытаетесь рассказать ей это сами, она
может подумать, что вы хотите показаться ей благодетелем, если же о вашей
преданности ее интересам расскажу я, может, мне удастся превратить вас в героя
в ее глазах.
– Тем не менее ни в коем случае не следует говорить ей о
моей любви к ней. Вы ведь не будете так нескромны?
– Успокойтесь! Я руковожу не брачным агентством, а
адвокатской конторой. Вы обратились ко мне для того, чтобы я уберег вас от
неприятностей, и это главное, что я постараюсь сделать. Ваши сердечные
переживания интересуют меня только в той мере, в какой они влияют на выполнение
задания, которое вы сами мне доверили.
Даттон достал чековую книжку и стал выписывать чек.
На следующий день Мейсон и Делла работали в кабинете.
Зазвонил внутренний телефон. Делла тотчас сняла трубку аппарата, стоявшего на
ее столе.
– Алло, Герти, да? Хорошо... Сейчас спрошу. – Она обратилась
к Мейсону: – Мисс Дезире Эллис находится в нашей приемной.
– А, – улыбнулся Мейсон, – Даттон не терял времени даром.
– Но она не одна – ее сопровождают мистер и миссис Хедли...
– по-видимому, мать с сыном, – прошептала Герти. – У миссис очень властный вид
и пронзительные глаза. Молодой человек из битников – бородатый и весьма
растрепанный.
– Что ж, пусть они войдут все вместе.
Передав Герти распоряжение Мейсона впустить посетителей,
Делла поспешно открыла дверь в приемную.
Мистер Хедли вошел первым. Широкий в плечах, бородатый,
такой, каким описала его Герти, со спокойным, полным презрения взглядом. Он был
одет в спортивного вида рубашку, распахнутую на волосатой груди. Штаны – с
бахромой внизу, сандалии на босу ногу, пиджак перекинут через плечо.
За ним шествовала его мать – женщина лет пятидесяти, с
такими пронзительными глазами, что они отвлекали внимание даже от непомерно
большого носа между ними. Дезире Эллис замыкала шествие. Чуть выше среднего
роста, блондинка, худощавая и загорелая, со спокойным взглядом голубых глаз.
Ничего выдающегося.
– Добрый вечер, мистер Мейсон! – сразу начал молодой
человек. – Мое имя Фред Хедли, это моя мать – Розанна Хедли и невеста мисс
Эллис.
Мейсон жестом пригласил всех сесть. Дезире разглядывала
Деллу. Мейсон представил:
– Мой секретарь и правая рука мисс Делла Стрит. Она в курсе
всех моих дел.
Девушка кивнула. Пока Фред прочищал горло, мать его
поспешила взять слово:
– Дезире посоветовали зайти к вам поговорить. Мы подумали,
что это по поводу наследства...
– Кто ей посоветовал прийти ко мне?
– Опекун, мистер Керри Даттон.
Взгляд Мейсона пронзительно впился в глаза Хедли:
– Вы его знаете?
– Мы встречались, – презрительно произнес молодой человек. –
Это старый скряга.
– Это мой старый друг, – вмешалась Дезире. – Он пользовался
полным доверием моего отца.
– Возможно, это была его самая большая ошибка! – взвизгнула
миссис Хедли.
– Вы понимаете, мистер Мейсон, – объяснила Дезире, – мой
отец беспокоился обо мне, его тревожило, что мне достанется после него большая
сумма денег. Он боялся, что я их сразу растрачу, и обратился за помощью к
Керри, чтобы тот помог мне прожить без забот четыре года...
– Мы явились сюда, – перебила ее миссис Хедли, – потому что
предполагали, что мистер Даттон согласился наконец передать фонд.
– Какой фонд? – Брови Мейсона поднялись.
– Это идея Фреда. Он хочет...
– Не нужно подробностей, мама, – прервал ее Хедли.
– Но мистер Мейсон должен знать все, Фред!
– В таком случае лучше предоставьте мне самому изложить
собственную идею.
Молодой человек обратился к Мейсону:
– Я не мечтатель и не сумасшедший! Я знаком со многими
поэтами и артистами, но, в сущности, я реалист!
Возбуждаясь по мере повествования, он постепенно подвигал
стул к столу Мейсона.
– Не имея возможности развиваться дальше, наша цивилизация
катится к гибели. Мыслящие люди уже понимают, что каждое государство должно
обеспечивать возможности развития тем талантам, которые в нем родятся. Но у нас
гений не может развиваться, он умирает с голоду. Я знаю многих живописцев,
поэтов, прозаиков, которые могли бы достичь высот невероятных, если бы они
могли позволить своим дарованиям созревать спокойно, не заботясь о хлебе
насущном.
– А они не имеют такой возможности?
– Нет. Моя мысль заключается в том, чтобы субсидировать
юношей, подающих надежды... поэтов, писателей, художников, мыслителей...
Мыслителей в особенности.
– Какого типа мыслителей?
– Социологов, политиков. Времена меняются, весь мир
переживает большие потрясения, уже нельзя думать по-прежнему.
Мейсон внимательно посмотрел на Дезире.
– Вы собираетесь финансировать это дело?
– Я бы очень хотела это сделать, но сейчас у меня нет ни
малейшей возможности, так как я растратила практически все отцовское
наследство. Я очень сожалею о своей расточительности. Временами мне даже
хочется, чтобы Керри Даттон был более тверд по отношению ко мне и отказывал мне
в выдаче денег тогда, когда я просила их для неразумных целей.
– Каких целей?
– Например, для путешествия по Европе или для покупки нового
автомобиля. Стоит только начать тратить, деньги исчезают так быстро, что
страшно подумать!
– У вас есть претензии к мистеру Даттону? – спросил Мейсон.
– Претензии? – повторила она, смеясь. – Да, конечно,
постоянная претензия.
– Что он давал вам слишком много денег?
– Нет, что он, на мой взгляд, давал мне их недостаточно. Я
ему говорила не раз, что мне жить осталось меньше четырех лет, и, может быть,
было бы разумнее воспользоваться деньгами, пока это еще в моей власти, чем
делить их после, когда меня уже не будет на свете.
– Если вы хотите знать мое мнение, мистер Мейсон, – произнес
Фред, – то Даттон плохо справлялся с данным ему поручением. Если бы он оказался
более твердым по отношению к Дезире, не позволяя ей растрачивать деньги, у нее
были бы средства для воплощения моего проекта в жизнь.
