Обед состоялся в Голубом салоне и понравился даже Эриху. Правда, когда дело дошло до отбивной, у него на глазах выступили слёзы. Но этому была виной английская горчица, с которой он раньше не был знаком.
– Век живи, век учись, – сказал он, обмахивая язык салфеткой, как веером.
Йокус съел не четыре шницеля, а только два. Впрочем, обед и так затянулся. Потому что на Йокуса сразу свалилась куча дел: надо было обсудить с директором Грозоветтером предстоящее в пятницу представление. А тут ещё беседы с репортёрами, то и дело врывавшимися в ресторан. И наконец, хотя и не в последнюю очередь, разговор с полицейским комиссаром Штейнбайсом, который с небольшим опозданием, но всё же явился в гостиницу из Главного полицейского управления.
– А кто, собственно, получит объявленную мной награду? – спросил профессор у полицейского комиссара.
– Эрих! – вмешался Максик. – Это ясно как день!
– Я? Почему же я? – возражал Эрих. – Если бы Максик меня не дразнил, я бы до сих пор сидел у окна и ничего не знал. Лучше уж послать деньги Отто в тюрьму. Вот кто на самом деле освободил Максика!
– По недосмотру, – сказал директор Грозоветтер. – Он пошёл за валерьянкой. Только и всего.
– А я разве собирался его спасать? – спросил Эрих. – Я его хотел как следует отлупить, вот и всё!
– Не отлупить, а стереть в порошок! – весело крикнул Максик. Он сидел на столе и уплетал торт, которым его кормила Роза.
Но комиссар отодвинул тарелку и решительно заявил:
– Маленький Человек обязан спасением только самому себе. Он был пленником и освободителем в одном лице. Докажите, что это не так, и, с вашего позволения, я тут же пойду в трубочисты.
Конечно, никто не захотел ему этого позволить, и всем опять стало весело. Максик превзошёл самого себя. Он изображал лысого Отто: расхаживал пьяной походкой по столу между тарелками и чашками и повторял рассказ о сеньоре Лопесе, о его крепости в Южной Америке, о подземной картинной галерее, о цыганке, о личной охране сеньора, о его балете.
Единственный человек, который не всё время смеялся, а только изредка усмехался, был полицейский комиссар Штейнбайс. Он застенографировал весь рассказ Максика, громко захлопнул блокнот и быстро распрощался со всеми.
– Придётся продолжить допрос, – сказал он.
– С Лопесом даже Интерпол не может справиться! – крикнул ему вдогонку Максик. – Он слишком богат.
Комиссар, уже стоя в дверях, обернулся.
– Мал, да удал, – сказал он, не скрывая восхищения. – Хочешь стать моим ассистентом?
Максик отвесил элегантный поклон.
– Нет, господин комиссар, я был и останусь артистом.
Когда Эрих Шустрик стал раздеваться, чтобы лечь в постель, и повесил пиджак на спинку стула, он услышал, как во внутреннем кармане зашуршала бумага. Он обнаружил в нём заполненный на его имя чек и произнёс вслух:
– Вот это да!
Он сел на край постели. К чеку была приложена записка. В ней было сказано:
ДОРОГОЙ ЭРИХ!
Сердечное спасибо за помощь. Твои новые друзья
Максик и Йокус
Число состояло из пяти цифр. И даже если это было бы самое маленькое из всех пятизначных чисел на свете, то и тогда оно составляло бы огромную сумму для мальчика, чей отец работал агентом по продаже мебели.
Кстати: назовите-ка самое маленькое пятизначное число?!
Когда Йокус с Максиком вернулись в свой номер, они обнаружили на ночном столике старую добрую спичечную коробку. Под ней лежала записка. В ней говорилось:
Дорогой Маленький Человек!
При сём, согласно твоему пожеланию, прилагается твоя кровать с Петушиной улицы.
Мюллер Второй, инспектор уголовного розыска
Максик, потирая руки, сказал:
– Ну, теперь у меня опять есть всё, что надо.
▼▼▼
Глава 22
Почему парадное представление затянулось на двадцать семь минут. Директор Грозоветтер оглашает три телеграммы. Эрих сердится. Полиция раскланивается. Выступление главных действующих лиц. Восторг без конца. Конец
В пятницу директор Грозоветтер был, что называется, в ударе. Вечер пришёлся ему по душе. Он бы с удовольствием надел целых три пары белоснежных перчаток на руки и два цилиндра. И понять его легко, потому что о таком парадном зрелище можно только мечтать! В этих делах он знал толк.
Программа длилась на двадцать семь минут дольше обычного. Ни львы, ни слоны, ни артисты в этом не повинны. Всё у них шло гладко.
А причин – две.
Во-первых, господин Грозоветтер огласил несколько важнейших поздравительных телеграмм, полученных Максиком. Три из них я запомнил. Гимнастический союз Пихельштейна в своей телеграмме писал:
МАКСИКУ ПИХЕЛЬШТЕЙНЕРУ
ЦИРК «СТИЛЬКЕ»
БЕРЛИН
ПИХЕЛЬШТЕЙН Т 13
ВЕРА И НАДЕЖДА СТОЯЛИ НА ПОДХВАТЕ КАК ПРИ СОЛНЦЕ С ПОСЛЕДУЮЩИМ СОСКОКОМ ТЧК БРАВО ТЧК ГОРДИМСЯ ТОБОЙ ТЧК ВСЕ ПИХЕЛЬШТЕЙНЕРЫ ИЗ ПИХЕЛЬШТЕЙНА
Вторая телеграмма была из королевства Бреганзона. Она особенно понравилась публике. Ведь королей-то теперь совсем мало осталось на земле! И они не так часто подают признаки жизни.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ТЕЛЕГРАММА
БРЕГАНЗОНА К 1435
МАКСИК ПИХЕЛЬШТЕЙНЕР
ЦИРК «СТИЛЬКЕ»
БЕРЛИН
ОЧЕНЬ ВОЛНОВАЛИСЬ ТЧК СНАЧАЛА ОТ СТРАХА ПОТОМ ОТ РАДОСТИ СПЕЦИАЛЬНАЯ ДВЕРНАЯ ЦЕПОЧКА ДЛЯ ГОСТИНИЦЫ СЛЕДУЕТ ЭКСПРЕССОМ ТЧК ОТДОХНИ БРЕГАНЗОНЕ ТЧК ПРЕЛЕСТНЫЙ ЗАМОК ПРЕЛЕСТНЫЕ ЛЮДИ ТЧК ПРИВЕТЫ ПРОФЕССОРУ ЙОКУСУ ТЧК ТВОЙ КОРОЛЬ БИЛЕАМ ДОМОЧАДЦАМИ И ПОДДАННЫМИ
Третья телеграмма была из Голливуда. Киностудия сообщала:
ГОЛЛИВУД
МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК
ЦИРК «СТИЛЬКЕ»
БЕРЛИН
ПОЗДРАВЛЯЕМ ПОХИЩЕНИЕМ И САМОСПАСЕНИЕМ ТЧК ВЕЛИКОЛЕПНО ПОДХОДИТ ДЛЯ ФИЛЬМА ТЧК ПРОЕКТ ДОГОВОРА ПУТИ ТЧК НАЧАЛЬНИК ЕВРОПЕЙСКОГО ОТДЕЛА ВСЕМИ ПОЛНОМОЧИЯМИ ПРИБУДЕТ ПОНЕДЕЛЬНИК
А во-вторых, директор Грозоветтер до начала выступления Йокуса и Максика представил публике почётных гостей этого вечера. Их ложи были озарены лучами прожекторов.
Первым был представлен школьник Эрих Шустрик. Как только раздались аплодисменты, он начал раскланиваться, подняв руки над головой. Как борец, который только что победил знаменитого лесоруба из Миннесоты!
