– Кошмар, – сказал я, – действительно кошмар.
– Для вора, – посчитала нужным добавить она.
– Но этот кретин, – сказал я, – тем не менее…
– Какой кретин? – не дав мне договорить, она прямо-таки уничтожающим взглядом посмотрела на своего мужа.
– Мерзавец какаду, – сказал я.
Нет, она уже никак не могла остановиться:
– А вы не находите, что у нас в комнатах все-таки немного тесновато? И не много ли дверей, а? Двадцать две. Не многовато? Двадцать две на такую квартиру, сами понимаете…
Откуда я мог знать, сколько полагается дверей на такую квартиру.
Я сказал:
– У вас очень просторно, как нигде, а дверей столько, сколько нужно в данном случае.
– По-честному, давайте по-честному. Сколько бы вы поставили дверей?
– Точно столько же, сколько у вас.
– Ну вот видишь? – На этот раз она совершенно презрительно посмотрела на своего мужа.
– Я все-таки считаю, – сказал муж, – что одной двери могло бы и не быть.
– Я не заметил, – сказал я с видом абсолютного знатока дверей.
– Помолчал бы ты уж, Константин, – сказала хозяйка, – а знаете, мы хотим еще кухню перегородить.
– А кухню зачем?
– Вторую плиту поставить.
– А… зачем?
– Они сами по себе – мы сами по себе.
– Кто – они?
– Какаду и Митрофан.
– А зачем им быть самим по себе?
– Видите ли, Петр Петрович, как вам пояснить, у них свои наклонности – у нас свои, с ростом у них проявляются индивидуальности, а мы, сами понимаете, в возрасте другом. У них развились вкусы, Митрофан сам готовит, никому не позволяет, и создается толчея у плиты…
– Толчея у плиты, – повторил я, чтобы что-нибудь сказать.
– Вот вы меня сразу поняли, а для хозяйки, согласитесь сами…
Я закивал головой в знак согласия.
– Нет, вы действительно согласны? А он… – И теперь она уже каким-то третьим взглядом посмотрела на своего мужа.
– Ну, если Митрофану необходимо… – Я почувствовал, что говорю серьезно и ввязался в разговор потрясающе дурацкий.
– Ну, если вы мне не верите, пусть он вам сам скажет.
– Я люблю одно, а она любит другое, – сказал Митрофан.
– Ну вот видите! Иногда он мне помогает, но сейчас характер у него резко изменился… в сторону эгоизма.
Кот сказал:
– Врет она.
– Ну вот, видите, как он со мной стал разговаривать! Раньше не было.
– Да не слушайте вы ее, – сказал кот, – вечно врет.
– Ну вот, видите, ремизить так свою хозяйку… Ах, Митрофаша, Митрофаша… Вы не поверите, мы его назвали в честь Митрофана, кота из литературы… Ну как фамилия этого писателя?..
– Какого вы имеете в виду?
– Ну, этот… с бородой.
– Хемингуэй, что ли?
– Другой.
– Молодой или старый?
– Вроде совсем средний.
– Плохой писатель, что ли?
– Да мы не знаем… – призналась хозяйка, – нам просто сказали, вот и все. Тот, который про недоросль написал. Ну, бог с ним.
– А кто вас надоумил комнаты так перегородить? – спросил я.
– Один знакомый архитектор, с очень оригинальным мышлением: между прочим, он советует увеличить сумму вдвое.
– Да не сумму, а цифру, – поправил муж.
– Какую цифру? – спросил я обалдело. – Теперь уже я почувствовал, что меня начинает уносить от берега в пустынный океан. Я плыть уже не мог. Стал уставать. Тонуть. Голова моя стала уставать самым серьезнейшим образом. Уходить в середине разговора было неудобно, и я решил: что будет – то и будет.
– Утвердить тридцать две, – услышал я.
– Как то есть утвердить?
– Ну, он так выражается, оригинальный во всем человек.
– Кто – он?
– Да архитектор, боже мой, как вы не поймете.
– Ну?
– До него доходит как до жирафа, – сказал какаду.
«Сволочь», – подумал я.
– Перестань, – сказала хозяйка, – так вот… он нам посоветовал разделить каждую комнату еще на половину, чтобы тридцать две комнаты было, теперь-то вы, надеюсь, понимаете?
Я ужаснулся:
– Он вам серьезно советовал?!
– Бывает, бывает, – сказал кот.
– А вы не советуете? – встревожилась хозяйка.
– Я, знаете ли… просто… удивлен… архитектор вам такое посоветовал… а может быть, он не архитектор вовсе?..
– Как не архитектор?! – возмутилась хозяйка. – Он и коту имя дал!
– Коту-то ладно…
– Так вы говорите, говорите, не стесняйтесь, мы любим прямоту, а вы любите говорить прямо, нам вовсе не безразлично мнение общественности.
– Какая уж я-то общественность… – Теперь мне уже показалось, что меня уносит в дебри, я очень впечатлительный человек, с воображением. Ни разу в жизни я не представлял общественности – вероятно, это плохо, но почему они принимают меня совершенно не за того человека? Слегка мне стало страшновато, и я ощутил нереальность обстановки, что ли, сюрреализм наяву… Покосился на кота. Он мне подмигивал. Какаду Кокоша, как мне показалось, готовился к прыжку.
– Уберите этого типа… – сказал я.
– Какого типа?
– Вашего мрачного какаду, в конце концов! Если он говорит по-человечески, дерется, как заправский боксер, то можно ведь его назвать типом?
– Ах, вы про Кокошу! Да бросьте о нем думать. Если его как следует стукнуть, он больше не бросается. Вы очень верно в самом начале поступили. Саданите его еще раз крепко по башке, и он утихомирится.
– Гады… – процедил Кокоша.
– Между прочим, он любимец мужа, – сказала хозяйка, – часто с ним тренируется на кулачках, и вот результат: в области солнечного сплетения у мужа частенько побаливает, и постоянно требуется врачебное вмешательство.
– Но вы-то почему разрешаете мужу такие вещи! – вырвалось у меня.
– А что я могу сделать? Мужчины знаете какие… Говоришь ему, говоришь, а он свое… И потом, ведь не могу я уследить: в магазин, парикмахерскую нужно сходить. А дома попробуй найди их, в какую комнату они отправились драться на кулачках.
– Ну и подлец, – сказал я.
– Кто, я?! – удивился хозяин.
– Бывает, бывает… – зевнул кот.
– Не намекай, – сказал коту хозяин. На что он намекал, мне было уже совсем не разобраться.
