Я с ней ни разу еще по улице не ходил, так только, во дворе встречались, она мне что-нибудь скажет, и я ей что-нибудь скажу, и смеемся. А чтобы вот так вместе по улице идти – ни разу не ходили.
Я шел, и мне казалось, все смотрят на нас. Мне хотелось ее под ручку взять, но я никак не решался. Никогда никого под ручку не брал, не приходилось. Вот бы, думаю, здорово, если бы она меня сама под ручку взяла. Она меня под ручку не взяла, и мы так шли до самой оперы. Я бы с ней так с утра до вечера ходил – провалиться мне на месте!
Мы около служебного входа остановились, и я ей говорю:
– Вот, возьми пропуск и проходи, будто это твой пропуск. В развернутом виде его показывай, а большой палец на карточке держи. И сама быстро иди, как будто так и надо, и меня во дворе жди.
Она говорит:
– А я не умею быстро ходить.
– Да не так чтобы быстро, – говорю, – а главное, смело.
Вдруг еще не согласится, у них ведь первое дело кривляться, я это давно заметил. Тем более она почувствовала: мне очень хочется, чтобы она со мной пошла.
Очень мне не хотелось, чтобы она от меня уходила!
Я ей говорю:
– Ты хочешь своего артиста увидеть или нет?
Она говорит:
– Хочу.
– Нечего тогда дурака валять! – Зло меня взяло. Я разные кривляния с трудом переношу. Терпения у меня не хватает.
Она сразу поняла, что я с ней возиться не буду, и говорит:
– Давай пропуск.
Схватила мой пропуск и пошла. Я постоял немного – может быть, обратно выйдет, но она не вышла, и я обежал вокруг оперы, место подыскивая, где бы мне лучше через забор перелезть.
Забор был каменный, я никак не мог залезть на него, все время срывался, а сердце у меня отчаянно стучало – она-то ведь ждет меня. Я подбежал запыхавшийся к парнишке и говорю:
– Будь добр, подсади меня, пожалуйста, очень важно!
Я так просил его, что он, ни слова не говоря, пошел со мной к забору и молча подсадил меня.
Я спрыгнул на ту сторону, все в порядке.
Ирка стояла посреди двора и крутила головой, а мимо нее несли какие-то декорации.
Я подбежал к ней, схватил ее за руку и потащил. Боялся, чтобы нас кто-нибудь не остановил.
Мы прошли в зал, в зале было темно, окна были завешаны шторами, и мы шли по проходу, между стульями, на ощупь. «Мы куда идем?» – шептала Ирка. «В оркестровую яму», – отвечал я. «А что там, в оркестровой яме?» – спрашивала она. «Арфа…» – отвечал я. «Зажги свет…» – шептала Ирка.
Я ее руку не отпускал, так ее за руку к оркестровой двери и привел. Стал открывать дверь, а ее руку все держу.
Открывал долго. Ирка про свет непрерывно твердила, чтобы я свет зажег, да ведь откуда я мог знать, где тут свет зажигается, понятия об этом не имел!
Только когда мы по лесенке в оркестр стали спускаться, я с трудом этот выключатель отыскал.
Выскочили из тьмы многочисленные пюпитры.
Там в углу в самом конце засверкала золотом арфа.
Я потащил туда Ирку.
Упало несколько пюпитров.
Я боялся, она вспомнит про своего артиста и уйдет, повернется и уйдет, раз его здесь нету. Она шла сюда из-за него, а мне хотелось ей арфу показать.
Я очень волновался.
Мы стояли около арфы. Вокруг была сплошная тишина. Я продолжал держать ее за руку, раз она руку свою не вырывала.
Потом я сделал особое выражение лица и тронул небрежно струны, как Рудольф Инкович.
Она на меня таким взглядом посмотрела, если б вы видели!
А я на нее таким взглядом посмотрел, если б вы видели!
Вот тут-то и пришла мне в голову мысль поцеловать ее, тут-то я понял, что если я ее сейчас не поцелую, то неизвестно, когда еще такой случай представится, самое подходящее время, возле благородного инструмента! Но я не решался и от этого мучился. Тем более мне вдруг мысль пришла: такую штуку, как арфа, наверное, здорово подарить любимому человеку. Хотя я понимал, что никак не мог бы этого сделать. Представьте – преподносят вам на день рождения арфу! Шикарный подарок! Единственная вещь в своем роде!
Эта вторая мысль помешала мне первую осуществить. Пока я думал про дурацкий подарок, все изменилось. Она свою руку вырвала, стала приплясывать вокруг арфы, и трогала ее, трогала без конца, и повторяла: «Какая красота! Какая красота!» Я был рад, что ей нравится инструмент, на котором я занимаюсь, но обида и даже злость подкатывались ко мне оттого, что я все-таки не поцеловал ее. И вот она теперь будет крутиться вокруг этой арфы, и возможность, которая была, потеряна. Я вдруг вспомнил о пропуске, как бы она с моим пропуском не ушла, и спросил его, а она отвела руку за спину и сказала:
– Не дам.
– Это же мой пропуск! – крикнул я, хотя она прекрасно знала, что мой пропуск.
Я стал вырывать у нее пропуск, она смеялась и не отдавала. Нога моя зацепилась за что-то, зазвучали струны арфы разом все, и тут я скорее почувствовал, чем увидел, что арфа валится вместе с нами. А потом она глухо грохнула на всю оперу. Грохот этот разнесся повсюду, заполнил все пространство, а струны еще долго звучали жалобно и печально…
Вспыхнул свет в зале, очень яркий, и чей-то голос произнес, и акустика разнесла его:
– Что там?
Трагичное и страшное нахлынуло на меня, когда я увидел большой золотой кусок арфы, катившийся по полу между пюпитрами…
Я схватил Ирку за руку и помчался, раскидывая пюпитры в разные стороны, и грохот стоял ужасный, как будто пушки палят со всех сторон…
Мы мчались по освещенному залу, чуть не сбили какую-то старушку, мчались туда, к выходу, на улицу, и было страшно. Я понимал – случилось несчастье, и понимал, что убежать от всего этого вообще нельзя, но убежать сейчас, сию минуту – вот чего я хотел.
Мы выскочили на улицу и побежали в обратную сторону, не к дому.
Весь день я болтался по городу; куда я только не ходил! Ирка домой пошла, а мне в школу нужно было идти, но я и в школу не пошел, не было у меня такого настроения. К вечеру, когда темнеть стало, решил в какое-нибудь кино пробраться, есть у нас один кинотеатр – народ выходит, а ты навстречу продираешься. Продерешься сквозь всю эту толпу, а потом в сторону и по лестнице бегом.
Опоздал к концу сеанса. Поболтался, поболтался по улицам и домой направился.
Влез по выступам стены на балкон. Настроение у меня было такое – хуже не бывает. Смотрю я в нашу родную стеклянную дверь, оценивая домашнюю обстановку. Вижу мать и отца. Сидят они за столом, а мать плачет.
Тогда я открыл дверь и на цыпочках вошел в комнату.
6
Мать ахнула от неожиданности.
