Да здравствует Первое мая!
Нужно обратно. Взять деньги с первых колонн. Разворачиваемся с трудом, народ расступается нехотя.
Снова вперед. Догонять передних. Быстро собрали, молодцы! Удачно получилось. Р-разойдись!
– Следи за деньгами, бальзак!
– Слежу, Викентий Викторович!
– Будь внимателен, Володя!
– Есть!
– Да здравствует Первое мая!
Вдруг я увидел Ирку. Она протягивала мне рубль. Я сунул ей значок, а рубль не взял. Она никак не могла вылезти обратно, держа значок высоко над головой, волосы ее растрепались, а на лице гримаса, – крепко ее, видимо, прижали. Пока она вылезала, я ей в другую руку второй значок сунул, и все равно мне казалось, что мало ей значков дал, нужно было ей пачку дать. Она меня увидела, растерялась, не ожидала, а потом ничего, улыбнулась и рубль мне протянула. Не буду же я у нее рубль брать! Мне казалось, я ей как-то не так, плохо, глупо, идиотски улыбнулся, и это меня мучило. На какое-то время она меня совсем сбила, весь торговый интерес куда-то провалился, даже Штора заметил, – пошевеливайся, говорит, спать дома будешь. Ну, я выровнялся, и все пошло в прежнем русле.
Все шло хорошо, а потом значки почему-то стали хуже покупать, без всякого энтузиазма. Викентий Викторович объяснил, что демонстрация заканчивается, пыл поугас, значки, мол, стали ни к чему, может, и верно. Он и волновался, чтобы раньше выехать, предвидел. Но он и тут не растерялся. Набил мне карманы значками, послал в толпу, а сам на мотоцикле остался. Деньги у меня все забрал, все как есть проверил, не спрятал ли я чего. Хотя я никогда бы не посмел копейку взять. Когда он меня обыскивал, я его все-таки спросил: «Вы мне не доверяете?» – «Да ты что, – говорит, – бальзак, с ума сошел, как можно тебе не доверять! Но порядок должен быть во всем, ты не можешь со мной не согласиться». Я с ним согласился. Может, он прав, порядок ведь должен быть, да и ни к чему мне с чужими деньгами таскаться. Но все-таки что-то главное, значительное, что мне так льстило и придавало гордости, – необычность операции, азарт, – все это провалилось, и появилась пустота.
Я свернул в переулок, там несколько демонстрантов плясали в кругу под зурну.
Я протиснулся к танцующим, здорово они плясали, лица красные, потные, один так завертелся, что упал. Я какое-то время про значки забыл. Вспомнил, что нужно их продать, а с чего начать? Там, на мотоцикле, совсем другая была обстановка. Ни с того ни с сего кричать: «Значки! Значки!» – как-то нелепо.
Спрашиваю стоящего рядом:
– Вам не нужны значки, товарищ?
Он меня спрашивает:
– Чего, товарищ?
– Значки, – говорю, – вам не нужны?
Он, не задумываясь, отвечает:
– Не нужно.
– Первомайский, – говорю, – значок. Приколете, будете носить.
– Не надо, – говорит.
Я вытащил значок из кармана, ему показываю.
Он глянул и говорит:
– Ну?
– Купите, – говорю.
– Послушай, отстань, – говорит, – что ты ко мне пристал! Дай мне смотреть пляску, что ты пристал? Смотри пляску, да! Отстань!
– Я к вам не пристал, – говорю, – а предложил.
Не хотите – не берите.
– Вай! – говорит. – Не хочу, да! Я тебе по-русски сказал или нет?
Отошел от него, мрачный тип, значка не хочет. Все хотят, а он не хочет. Тоже мне!
Зашел с другой стороны круга, женщину тихо спрашиваю:
– Вам не нужен первомайский значок?
– А ну, покажи, – говорит.
Показываю.
Она его повертела, со всех сторон поглядела, даже чуть не понюхала.
– А сколько стоит?
– Рубль.
– Дорого.
– Да что вы, мы таких значков знаете сколько продали?
– Сколько?
– Несколько тысяч!
– Не может быть, – говорит, – очень дорого.
– По-вашему, сколько же стоит такой значок?
– Полтинник, – говорит, – не больше. А мне он и за полтинник не нужен, я лучше себе семечек куплю.
– А не нужно, так нечего разглядывать целый час, будто вы шубу собираетесь покупать!
– А ты меня не учи, – говорит, – мал еще старших учить, у меня сын с тебя, так он не болтается тут под ногами, не спекулирует значками…
– Да потише вы! – говорю. – Чего раскричались!
Она как заорет:
– Жулик! Спекулянт! Мошенник! Вор! Бандит! Я сейчас милиционера позову. Он тебя на чистую воду выведет! Ты еще ответишь за спекуляцию!
Я от нее подальше. Совсем она мне настроение испортила, с ума сошла. Зурна заливается, в круг все новые и новые люди идут, целая толпа пляшет.
Издали крикнул:
– Значки!
Никто даже не обернулся.
Я громче:
– Значки! Кому значки!
Как будто все оглохли.
Двое веселеньких возле стены пошатывались, я к ним.
– Ну-ка, покажь, – говорят, – что такое?
Взяли у меня по значку и друг другу прикалывают. Да лучше бы я к ним не подходил! Может, они на будущий год приколют!
Кое-как прикололи, стоят в обнимку и улыбаются.
– Красивые мы? – спрашивают.
– Очень, – говорю.
Один другого спрашивает:
– Мы с тобой, Миша, на демонстрации?
– На демонстрации, – говорит Миша.
– Мы с тобой, Миша, имеем право?
– Имеем, – говорит Миша.
– Мы с тобой, Миша, красивые?
– Красивые, – говорит Миша.
– Деньги, – говорю, – давайте!
Они стали значки отцеплять.
– На, парень, держи!
И пошли. А идут-то как, красивые! Уж им-то ни к чему значки. Без значков вполне хорошие. Пусть Штора меня ругает не ругает – ничего у меня не получается.
…У него торговля идет, но не шибко. Покупают, но давки никакой нет, все спокойно.
Увидел меня, подмигнул.
– Ну как? – спрашивает.
Я по карманам похлопал.
– Никак, – говорю.
– Становись, – говорит, – рядом и шуруй! Толку от тебя как от козла молока, пропадешь ты без меня, бальзак, на том свете исправишься.
Я встал рядом с ним, постепенно карманы мои стали освобождаться.
Торговали дотемна.
Операция в общем прошла успешно. Оставшееся он собирался завтра реализовать, поехать на маевку. Выпившие люди, по его мнению, по два значка приобретут, на обе стороны груди.
