– Только я с вами не поеду, – говорю, – меня дома не отпустят.
– Заработать, значит, не хочешь? Пришел бы завтра. Да ты не надувайся, как пузырь, не надувайся, а то лопнешь! Завтра приходи!
– Как завтра?!
– Сразу и получишь.
– Нет, – сказал я, – сегодня.
– Арбуз на крючок с червяком не поймаешь, – сказал он загадочно, – а грибы на паркетном полу не растут.
– При чем здесь грибы?
– Рыба на деревьях не вьет себе гнезда, – сказал он загадочно.
– Вы что, умнее всех на свете, да? – сказал я.
– Ты надо мной не труни. Вот плоды моих действий, моей философии! Вот они! – Он выгреб из кармана кучу денег, повертел перед моим носом. – Слепой ты, да? Гляди! Мы с тобой еще наделаем продукции! К Новому году, к следующей годовщине Октября, к женскому дню Восьмое марта…
– Ко Дню артиллерии, – сострил я.
– Ну, ты, бальзак, брось! Ты ведь еще не полный бальзак, а кусочек, тебе до Бальзака еще много учиться. Напрасно ты так со мной, вся сумма у меня, ты помни! Ты не особенно-то дергайся, прощай, бальзак!
– Как прощай?!
– Ага! Испугался! Ну то-то! Клад ты, бальзак! Ваша светлость!
Ненавижу я эти штучки. Отдал бы деньги, и все тут. Нечего мне мозги крутить, что за привычка!
Он обнял меня за плечи:
– Да пошутил я. Так же шуток не понимаешь, как моя жена. Неразвитые вы люди! Да разве я могу оставить вашу светлость? Бросить посреди улицы? Садись.
И помчались мы обратно по Буйнаковской улице. Расходились демонстранты. Пошли переполненные трамваи.
8
Домой я не явился в эту ночь.
Мы затаскивали мотоцикл в сарай, как Штору окликнули.
– А я к тебе в гости после демонстрации, – сказал улыбающийся маленький толстяк, обнимая за плечи улыбающуюся женщину.
– Смотри, Картошин! – воскликнул Штора. – Целую Кате ручку!
– Катались? – спросила Катя.
– Катались, катались, – сказал Штора, моргнув мне.
Поднялись в квартиру.
Штора чуть не захлопнул перед моим носом дверь, я успел проскочить, вернее, втиснуться. Забыл, что я сзади иду, что ли?
– Мой помощник, – сказал он Картошину.
– Все великие дела творишь? – сказал Картошин, улыбаясь.
– Угадал, – сказал Штора. – А ты?
– После окончания нас с Катей направили в Кировабад на строительство электростанции. Там остались. Милый городишко. Сейчас в конструкторском бюро. Примчались, как ты сам понимаешь, на праздники, к родным…
– Не думаете из своей дыры перебираться?
– Не думаем.
– А я разворачиваюсь, брат, вовсю…
– Мы с Катей, когда тебя исключили…
Штора перебил:
– Об этом я не жалею.
– Можно было бы тебе восстановиться…
– Брось, Картошин, я плевать хотел на них, мне не надо… Мне это все, знаешь… начхать. При моих способностях, ты, Картошин, знаешь… Я им всем покажу!
– Да, да… – сказал Картошин.
Я заметил, со Шторы вдруг слетело то хорошее настроение, та уверенность в себе, которые только что наполняли его до краев.
– Мы ведь с тобой, Картошин, не виделись с того дня, как я из института ушел, – сказал Штора.
– Да, да, с того дня, как тебя… как ты ушел, мы с тобой не виделись…
– И вот встретились в праздничный день, – сказала Катя.
– Сейчас мы все организуем, – засуетился Штора, – сейчас я своего помощника пошлю…
Он отвел меня в сторону.
Супруги Картошины закричали:
– Не надо ничего, Виконт, не надо беспокоиться, мы просто зашли тебя проведать!
Но он уже хлопнул дверью. Я его убедил, что детям до шестнадцати лет спиртного не отпускают.
– А вы, значит, его помощник? – спросила меня Катя Картошина.
Скажи «да», она сразу поинтересуется, в чем я помощник. Но мне не хотелось распространяться про значки. И Штора, как я понял, не собирался перед ними хвастаться сегодняшним днем. И я сказал:
– Я его родственник.
– Так, значит, вы его родственник? Вы нам что-нибудь расскажете? Виконт и сейчас, вероятно, откидывает номера? В институте он откидывал такие номера! Он был очень живой, правда, Паша?
– Да, он откидывал номера, – сказал Паша, – а что он сейчас делает?
– Работает, – сказал я.
– Ну, это понятно, а где он работает?
– Очень крупное место занимает, – сказал я почему-то.
– И какое же это место?
– Не знаю, что-то позабыл… Как его…
– Какое же?
Они меня вовсю допрашивали. Хотелось выпутаться из этой родственной истории, но не тут-то было. Смотрят на меня в упор, с таким интересом, как-никак родственник…
– Он ваш дядя, что ли?
– В общем-то да, – говорю, – но не совсем.
– Как это понять?
– Матери разные, понимаете.
– А-а-а…
Помолчали.
– А жена у него есть? – спрашивают.
– А какую вы имеете в виду?
– Смотрите-ка, второй раз женился!
– Вы, наверное, стюардессу имеете в виду? – спрашиваю.
– Про стюардессу мы ничего не знаем, ой, как интересно! Расскажите нам про стюардессу! Он нравился женщинам, правда, Паша? Смотри-ка, на стюардессе женился!
Паша задумчиво моргал.
– Да это раньше, – говорю, – у него была жена стюардесса, а сейчас… Как ее… Сикстинская Мадонна, в общем…
Они переглянулись, удивились они здорово. Сикстинская Мадонна их совсем убила.
Опять помолчали.
– А скажите, стюардесса интересная женщина, как она выглядит? – спросила Катя.
– Она, – говорю, – раньше в кино снималась… Да вы ее знаете… Красоты необыкновенной. Волосы абсолютно золотые, а глаза настолько синие, что хоть сейчас же помирай… А о фигуре и говорить нечего. Все падают…
– В каких же она картинах снималась? – спросила Катя.
– Да в этих, – говорю, – как их…
– Вспомните, вспомните…
– Много больно разных картин в голове перемешалось…
– Очень жаль, мы постоянно следим за новыми лентами… Кино – наша слабость, правда, Паша?
Паша кивнул.
– Интересно, отчего же она в авиацию подалась? И должность не ахти.
