Василий кинулся на Штору.
Они покатились по полу, наткнулись на лежащего супермена.
Вскочили и покатились снова.
Василий пытался отнять у хозяина пистолет, но хозяин не хотел с ним расставаться.
С глазами, полными страха, бросился вон из квартиры Картошин, увлекая за собой жену.
Я кинулся разнимать борющихся.
– Помоги! – вопил мне Штора. – Помоги! Ой, убивают, друг! Спаси!
– Прекратите! – кричал я. – Немедленно прекратите! Надо прекратить!
Вцепившись в обоих, дергая, пробуя растащить их в разные стороны, я ничего не мог сделать. И вдруг я рукой нащупал на полу вальтер и схватил его.
Сунул вальтер на полу под ковер.
Они продолжали бороться.
Храпел протяжно супермен.
Бороться им надоело, тем более что пистолета ни у кого из них и в помине не было. Поднялись, тяжело дыша и отряхиваясь.
– Гад ты, Вася, отдай пистолет, – сказал Штора.
– Да где он у меня, ну где он у меня? – сказал Вася.
– А у кого же?
– У тебя.
– Где же он у меня! – заорал Штора, хлопая себя всюду. – Брось ты свои штучки, гад!
– Да обыщи ты, обыщи! – растопырив руки, твердил Вася.
– И ты иди сюда, – подозвал меня Штора. – Мы и тебя проверим. Ну-ка, становись, руки вверх… Так. Ни черта нет… Куда же он делся?!
Ползая по полу, искали пистолет. Перевернули спящего супермена. Великий художник тяжко вздохнул.
– А где Картошины? – крикнул Штора. Завертелся на месте как юла.
Вместо Картошиных маячила на диване оставленная ими белая шляпа.
– Вот где проявила себя подлая душа! – заорал Штора. – Все тихони – подлецы и негодяи! Я это всегда знал!
Он не находил себе места. Бежать вслед за Картошиными было поздно. Смахнув с дивана шляпу Картошина, он стал ее топтать ногами, приговаривая:
– Тихая сапа! Тихая сапа!
Превратив шляпу в тряпку, успокоился. Сел и сказал:
– Я им волков стрелял и лис…
Стрелял человек волков и лис, и вот теперь никогда ему не стрелять ни лис, ни волков…
– У Фили пили, и Филю же побили! Так получается? Так и получается… Гад ты, Вася… Все ты… Надул нас тихоня, момент улучил! Ну, я его найду… Так ему не пройдет, Василий…
– С пистолетом лучше не возись, – сказал Вася, – ну к лешему… У тебя на него документ есть?
– Эх, Вася, Вася… – Штора обнял его. – Вася не просто Вася… Он поэт… Василий Некрасов! Так, Вася? Водопроводчик и поэт! Родной мой Вася, Вася…
– В литобъединении два года занимался, – сказал Вася.
– При Дворце культуры! – сказал Штора.
– Откуда ты знаешь? – удивился Вася.
– Славный ты парень, Вася… А Сикстинская Мадонна от нас сбежала. Ну, бог с ней… У родственников своих торчит, против меня их настраивает… Сколько дней ты водопроводчиком работаешь, Вася? Три дня? Небось устал?
– Дак это я пока стихи не отпечатаю… Сложные у меня стихи. Слишком душевные и оригинальные…
– Пьяница ты, Вася, и больше ничего…
– Ух, не люблю я этого слова, – обиделся Вася.
– А кто же ты?
– Ну, кто, кто! Сам знаешь…
– Если бы у меня Картошин пистолет не утянул, я бы тебя убил, ей-богу!
– За что ты меня убил бы, интересно? – сощурился Вася.
– Глянь на себя! Поэт Вася Некрасов в своем подвальном хозяйстве, среди труб, развалившись, как фон-барон, в неизвестно откуда притащенном трухлявом кресле графини Потоцкой, читает свои эпохальные сочинения своему другу, великому художнику-супермену, который сидит с блаженным вниманием на трубе. Он делает вид, якобы очарован стихами. Но не стихи его интересуют. Пред ними пол-литра водки с огурцом. На второй огурец не хватило денег. Достойного слушателя нашел себе Вася Некрасов! Какой слушатель, таков и поэт. Великолепная картина! Сплошная идиллия… Пьяница ты, Василий, жуткий ты тип, только сознаться не хочешь, стихами своими тешишься, как малый ребенок, а таланта ни на грош… Честно я тебе сознаюсь…
– А ты-то, ты-то кто?! – Вася разнервничался, засуетился.
– Я принимаю у себя лучших людей: тебя и супермена, – ответил Штора.
Вася сказал:
– Супермен, кстати, теперь в художественный фонд поступил, такие портреты масляными красками пишет…
– Суперменские?
– Не смейся. Пожарником он больше не работает. И я скоро уйду. Погоди! – Вася заерзал на стуле.
Штора сказал:
– Не надо тебе, Вася, уходить. Ты на этом месте больше пользы в сто раз приносишь. Воду подаешь. А там? Там ты воду в ступе толчешь, Василий. Честно я тебе сознаюсь…
– Ишь ты, честный! Жулик ты! Знаю я твои фокусы!
– А ты чего здесь околачиваешься? – вдруг сказал мне Штора.
– Никуда я не пойду, – сказал я твердо.
– Ну и сиди.
– Я и так сижу.
– Сиди, сиди…
Деньги у него сейчас спрашивать было бесполезно. Оставалось сидеть.
И я сидел.
Супермен спал.
Вася вовсю хвалился.
Ввалились новые гости.
И все пошло сначала.
Загалдели, задымили. Уходили в магазин и приходили.
Меня хлопали по спине, гладили жирными от колбас руками по голове, я отмахивался, – жуткая компашка! Подсовывают стакан, чуть не насильно в глотку льют. Подначивают, не дают сидеть спокойно. Ну нате, ну извольте! С ходу выпил свою рюмку, чтоб не подначивали. Весь вечер простояла, а тут – хлоп! Возьмут еще да вытолкнут за дверь.
– Ай да молодец!
Полезли мысли о деньгах. Ладно, пусть он мне за операцию не платит, черт с ней, хотя несправедливо. За работу пусть заплатит, за работу… Сплошные психи собрались…
– Что вы сказали?
– Я сказал: все вы психи!
Смеются. Во юмор! Во дал! Все как есть смеются. Довольны, что я их психами обозвал. Хлопают меня по спине, воображают – я впервые пью. Пусть поменьше воображают. Я в скверике уже однажды пил. Меня даже за это из школы выгнали. Кого-нибудь из вас за это из школы выгоняли? Давайте, давайте! Никто не окочурится! Про меня сказали? Я?! Насвистываю мотив, и больше ничего.
А это что?! Глазам своим не верю: жрет стакан! Стекло ест, правда! Вася ест стекло! Вытаращиваю глаза: хрустит стекло, жует и глотает… Чертовщина!..
Все поплыло, закачалось, мелькают отдельные лица… Голова моя тяжелеет и наливается свинцом, не держится на плечах, валится набок, как быть? Мутит и крутит. Как быть с моей головой? Голову мне надо на плечах держать, чтобы не валилась. Ну и голова у человека! Моя голова или не моя? Неужели у меня такая голова?
