– Не моргай, – сказал мне Павел, – какой ты глаз закрыл?
– А какой надо закрыть?
– Левый, – сказал Павел.
– А он у меня не закрывается.
– Вот те на! – сказал Павел. – Как же так?
– У меня оба глаза сразу закрываются, – сказал я.
– Так нельзя, – сказал он, – что же это такое?!
– Я только пальцем могу его закрыть, – сказал я.
– Палец должен быть на спусковом крючке, – сказал Павел.
– Попробую без пальца, – сказал я, – немножечко выходит…
– Старайся, старайся, – сказал Павел. – Выйдет. В таком деле не надо спешить.
– В каком деле? – спросил Вовка.
– Огонь! – сказал Павел.
Рядом палили из боевых винтовок, и я косился в их сторону. Левый глаз никак не закрывался, хотелось нажать на него пальцем, но я не целясь выстрелил. Зарядили по второму разу. И опять непослушный глаз не закрывался.
– Огонь!
И опять я беспорядочно пальнул.
В третий раз закрылся правый глаз – и то уже достижение.
– Это вам не дергать за веревочки, – сказал Павел. – Встать!
Спустили с вышки флаг, и все пошли к мишеням. Да стоило ли ходить, и так все ясно. Какая-то надежда все-таки имелась, и мы бесполезно, долго наши мишени рассматривали.
– Все мимо, – сказал Павел, – в молочко.
– Куда? – не понял я.
– Намарал, – сказал Павел.
– И я намарал, – сказал Вовка, глупо улыбаясь.
– Оба намарали, – улыбнулся я так же глупо.
– Пора и домой, – зевнул Вовка.
С такими результатами стыдно домой возвращаться.
Но сколько бы сейчас мы ни стреляли, ничего ведь не изменится.
Для начала бы глаз закрывать научиться…
– А сейчас, ребята, – сказал Павел, – следует наше оружие смазать.
Когда
война-метелица
Придет опять, —
Должны уметь мы целиться,
уметь стрелять, —
прочел я на плакате в сарайчике.
– До стрельбы нам пока рановато, – сказал Павел, – в дальнейшем займемся теорией, сами сделаем станок, я готов с вами повозиться.
– А сюда придем? – спросил я.
– Непременно придем.
Возьмем винтовки новые,
На штык флажки,
И с песнею
в стрелковые
Пойдем кружки! —
вспомнил я следующие строчки.
Обратно шли молча.
И ехали молча.
Так долго добирались и промахнулись…
Старались, целились, стреляли и… намарали…
7. Поручение
– Ты мне страшно нужен, – сказал мне управдом во дворе.
Никогда я ему не был нужен и вдруг нужен.
– Я тебя знаю, и ты меня знаешь, – сказал он, – достаточно ли мы друг друга за войну узнали?
– Достаточно, – сказал я.
– Безобразия твои не в счет.
– Какие безобразия?
– Не стоит вспоминать.
– Не стоит так не стоит, тогда и говорить об этом не стоит.
– У меня к тебе поручение, – сказал он.
– Какое?
– Покрасить чердак.
Я думал, он шутит. Кому сейчас надо чердак красить, красоту там наводить?
– Очень нужно, – сказал он. – Особая противопожарная краска с известью имеется, два ведра достал.
– Внутри красить или снаружи?
– Конечно внутри, а не крышу. Смотри крышу мне не покрась.
– А я и не собираюсь красить, – сказал я.
– Два ведра краски достал, – сказал он.
– Ну и что?
– А красить некому.
– А кисть есть?
– Все есть. Рабочих рук нет. Сам бы красил, да времени нет. То сюда, то туда – целый день.
– Не беспокойтесь, крышу не покрашу, – согласился я.
– Чтобы известь в глаза не попала, смотри.
– Не беспокойтесь, не попадет.
– Нужно срочно, – сказал он, – таков приказ.
– Сейчас и начну.
– А потом доложи.
Я покрасил, ему доложил. Он проверил, похвалил и говорит:
– Есть еще один чердак, в другом доме, как ты на это смотришь?
– Нормально, – говорю, – а краска есть?
– Два ведра достал, – говорит, – не согласишься ли покрасить?
Я согласился.
– Потом доложишь, – говорит.
Покрасил я второй чердак и ему докладываю.
– Ты меня извини, – говорит, – но есть еще чердак. Два ведра еще есть. Нет рабочих. Вдруг ночью налет? Останется этот чердак непокрашенным.
Я согласился.
– Неужели так красить понравилось?
– Кому это может понравиться, сами посудите. Но если я выполняю поручение, должен же я его до конца выполнить.
– Один чердак остался в моем хозяйстве, – сказал управдом, – на завтра отнесем.
…Я вышагивал с кистью к своему последнему чердаку и наткнулся на братьев Измайловых.
– Даю вам поручение, – решил я сплавить им чердак, а самый старший, Рамис, сказал:
– Какое еще поручение?
– Вы даже не знаете, какое поручение, – сказал я.
– А мы и знать не хотим, – сказал Рамис.
– Ну и оставайтесь.
– А ты куда? – спросили Измайловы.
– А я поручение выполняю.
– И я хочу поручение, – сказал младший, Рафис.
– Не дорос еще, – сказал я, обозленный, и малыш заплакал.
Надоели мне эти чердаки, по правде сказать, но нельзя же бросить поручение. Нешуточное дело – покрасить столько чердаков. Но выполнил я честно свое дело, замазал все как есть до последнего местечка.
На чердак проникал слабый свет, освещая старинное кресло. Кто-то хотел от него избавиться и затащил сюда. Когда-то новое, красивое, богатое, сейчас оно стояло здесь в углу покосившееся и трухлявое. Шерсть или морская трава вылезала из дыр вместе с пружинами, и я в него усталый плюхнулся. Взвилась пыль столбом, и я чихнул.
…Налетели вражеские самолеты, пикировали с воем, бомбы сыпались с грохотом, но сейчас же отскакивали от чердаков и попадали обратно в самолеты. Горели, падали бомбардировщики, и страшно было на это смотреть.
