С трудом пробрались к завучу, в коридоре такое творилось – тащили стулья, парты, музыкальные инструменты!
Завуч сидел за столом, очень важный, положив кулаки на стол.
Мы сначала спросили, куда мебель тащат, чтоб разговор начать, а он молчит. Очень важно на нас посмотрел и даже не шелохнулся.
Мама ему про ноты сказала, а он опять молчит.
Тогда моя мама как хлопнет по столу, а он вскочил и – в дверь.
– Эге, так дело не пойдет, – говорит мама, – я энергичная женщина. Придется вам отдать наши ноты! Пойдем за ним.
Очевидно, не хотел нам отдавать.
Он юркнул в дверь, но как раз в это время виолончель несли, он схватился за струны и здорово их дернул с испугу. Если бы не виолончель, он бы наверняка сбежал от нас. А что мы ему сделали? Ничего. Пришли за своими нотами. Потрудитесь отдать. В общем, мы к нему подскочили, а мама обратилась со своим вопросом.
Только сейчас я заметил, какой он маленький. Мамаша против него великанша, Гулливер среди лилипутов, пусть попробует нам ноты не отдать!
Приходилось беспрерывно отходить в сторону, все время чего-то тащили.
Его прижимали к стене, и он хотел выбраться, а главное, сбежать от нас. Но по бокам мы стояли. С одной стороны я, с другой – мама.
Опять он не ответил, и мама очень энергично в третий раз об этом сказала.
Тогда он закричал:
– Какие ноты? Какие ноты?!
Он выскочил и убежал, а мы за ним, лавируя между мебелью.
– Что с ним? – спросила мама.
Я пожал плечами.
– Ничего, мы ему покажем!
– Не хочет отдавать, – сказал я.
– Там Моцарт, Мусоргский, Скарлатти, – сказала мама, и мы настойчиво стали пробиваться через мебельную и музыкальную преграду. Три великих композитора толкали нас вперед.
Он было скрылся, но мы его снова нашли. Хотел пролезть за роялем, но мама властно спросила его про ноты, он вздрогнул и замер.
Пытался побежать в обратную сторону, но мы ему загородили дорогу.
– Нам нужны ноты, – сказала мама, – их теперь трудно достать.
Мама вела себя потрясающе энергично.
– Никуда мы не уйдем, – сказала она и села на стул, загородив ему путь.
Он испуганно схватился за голову:
– Вы что… вы что… гражданка… неужели вы не понимаете? – Ни с того ни с сего вдруг стал гладить меня по голове, повторяя: – Бедный мальчик… война…
Ну и завуч! Если бы у нас в школе такой завуч появился, вот потеха была бы!
Мама сказала:
– Редко встретишь такой экземпляр в нашей жизни…
Он даже не обиделся. Стал умолять, чтоб его пропустили. Редкий завуч, клянусь!
Мама встает со стула и угрожающе говорит:
– Можете вы мне что-нибудь вразумительное ответить, а не бегать? Я вам в сотый раз повторяю: мой муж здесь у вас оставил ноты, уезжая на фронт: Бетховена, Моцарта и других авторов! Где они? Где эти ноты, я вас спрашиваю? А что сейчас идет война, мы и без вас знаем! Некрасиво пользоваться войной!
Но он каким-то образом изловчился и выбежал.
– Оставь его, мама, – сказал я, – не можем же мы все время за ним бегать.
– Нет, нет, я это дело так не оставлю!
– Вай, вай… – раздался откуда-то его голос.
– Пойдем за ним, – сказала мама.
– Не буду я за ним бегать, – запротестовал я.
– Надо довести дело до конца, – сказала мама. – Что мы напишем отцу?
Мы не заметили, как он вбежал в свой кабинет.
Мамаша отчаянно дернула дверь кабинета, и мы вошли.
За столом сидел другой человек. Из-за стола поднимался трясущийся завуч, показывал на нас пальцем и говорил:
– Они…
– Что у вас тут происходит? – спросил сидящий за столом.
– С кем имею честь разговаривать? – говорит ему мама.
– Я завуч школы.
– А с кем я имела честь разговаривать ранее?
– Одну минуточку… – попросил завуч. Он взял под руку дрожащего маленького человека и вышел вместе с ним из кабинета.
– Опять эти фокусы, – сказала мама. – Увиливают на глазах! В государственном учреждении и такое творится!
– Здорово смылись, – говорю, – ничего не скажешь!
Но завуч вернулся.
– Видите ли, – сказал завуч, садясь на свое место, – это был сторож…
– Сторож? – переспросила мама.
Завуч кивнул головой и продолжал:
– Со своей работой он справляется отлично. Никогда еще не было, чтобы в школе что-нибудь пропало. Обожает, правда, сидеть за канцелярским столом, безобидная, в общем, прихоть, но мы ему не запрещаем. Прошу извинить, я думаю, вас не очень огорчило это недоразумение. Наш сторож глуховат. Он следит за порядком, убирает классы, очень исполнительный работник. Чем могу быть полезен?
Мама назвала свою фамилию, и завуч встал. Как видно, он знал и уважал моего отца.
Он назвал свою фамилию и опять спросил, чем может быть полезен.
– Ноты… – сказала мама.
– О да! – Он открыл ключом стол и вынул ноты. – Собирался вам отослать, а потом заботы, сына проводил…
Мама взяла ноты.
Мне было не по себе. Гонялись за бедным сторожем из-за каких-то нот. Подумаешь, ноты. Никто их присваивать не собирался, кому они нужны!
– Переезжаем в новое здание, – сказал завуч, – а здесь разместится госпиталь.
Мы попрощались и вышли.
– А я думала, и здесь будут преграды, – сказала мама. – Как просто нам отдали…
– Завуч и не думал ставить нам преграды, – сказал я, – и сын у него на войне. Напрасно только бегали за сторожем.
– Зачем же в таком случае он от нас бегал? – сказала мама.
– Ведь он же ничего не понял, – сказал я.
– Ах, верно, он глухой, – вспомнила мама, – и я забыла.
– Но мы ведь сначала не знали, что он глухой. Правда, мама? Если бы заранее об этом знали, ничего бы такого не случилось…
– Ах, я устала, – сказала мама, – я от всего устала. Конечно, получилось некрасиво.
Мы шли расстроенные, завернули на базар и забыли там ноты.
Сейчас же вернулись, но их уже на прилавке не оказалось.
Мы долго искали.
Мама плакала, если бы мама так сильно не плакала, я бы плакал сам.
Ведь это папины ноты.
11. Газеты
Наша курица снесла яйцо.
