– Спички есть?
Я зубы стиснул и смотрю на него. Неужели он не понимает, что у меня спичек быть не может. Нарочно ведь пристал!
Смотрю на него и не моргаю.
А он прищурился и говорит:
– Ишь ты, рожу надул! Нету спичек – скажи нету. И не паясничай. Ыгы? – Это его любимое выражение. – А то и по шее получить недолго.
Повернулся и ушел.
А Тася в другую сторону пошла.
А я со своим рисунком остался.
Потом как стал его рвать! На мелкие кусочки изорвал и вслед Тасе бросил.
Кубик и квадрат
Увидев нас, Петр Петрович закричал:
– Кто к нам пришел!
– Мы просто так пришли, – сказал Алька.
– Ну и замечательно! – сказал он. – Вот и замечательно!
Я слышу шум из комнаты. Там как будто что-то двигали, катали по полу шарик, словно скоблили чем-то по стеклу, и пели.
Мы вошли в комнату.
Один из младших сыновей Петра Петровича сидел на полу. В руках он держал молоток. Он вбивал в пол гвозди. Несколько гвоздей лежало рядом с ним.
– Смотрите! – крикнул я. – Смотрите, что он делает!
– Безобразие! – сказал Петр Петрович. – Какое безобразие! Не успел я пойти открыть вам дверь… – Он выхватил молоток у сына. – Где ты взял его?
Сын проворно встал с пола. Успел зажать гвозди в кулак.
Петр Петрович положил молоток на стол.
– Мать ушла, – сказал он, – а они разошлись…
На столе молотка уже не было. Теперь стук раздавался из кухни.
– Одну минуточку, – сказал Петр Петрович. Он быстро пошел в кухню.
Из-под дивана выкатились двое других сыновей Петра Петровича.
Из другой комнаты вышел четвертый сын. Он был постарше этих. Но младше меня. Он молча смотрел на нас. Он хотел что-то спросить. Я это чувствовал. Но он ничего не спрашивал. И я смотрел на него и тоже ничего не спрашивал.
Вдруг он сказал:
– Я рассказ написал.
Мы с Алькой переглянулись.
– Рассказ? – спросил я.
– Ага, – сказал он.
– Ну и что? – спросил я.
– Ничего, – сказал он.
Он опять стал молча смотреть на меня.
– Хочешь прочесть? – вдруг спросил он.
– Давай, – сказал я.
Он протянул мне листок.
– Вслух читай, – сказал он.
Я стал читать вслух. Этот рассказ был написан большими буквами.
РАССКАЗ В ПРОЗЕ А. П. ВОЛОШИНА
НАЗВАНИЕ «ОБИДНО»
МЫ ШЛИ ПО МОКРОМУ ПЕСКУ И ПЕЛИ:
«МЫ НА МОРЕ ВСЕ ИДЕМ,
ТА-РА-ТА-РА-ТАРА-РА!»
ВОТ УЖЕ МОРЕ ВИДНО, СИНЕЕ, БОЛЬШОЕ, С КОРАБЛИКОМ.
И МЫ ЕЩЕ ГРОМЧЕ ЗАПЕЛИ:
«МЫ НА МОРЕ ВСЕ ИДЕМ,
ТА-РА-ТА-РА-ТА-РАРА!»
ВДРУГ РАЗДАЛСЯ ГРОМ, И ВНЕЗАПНО ПОЛИЛ С ШУМОМ ДОЖДЬ.
– СТОП! – КРИКНУЛ ВОЖАТЫЙ. – НА МОРЕ МЫ НЕ ПОЙДЕМ!
НАМ БЫЛО ОЧЕНЬ ОБИДНО.
Я кончил читать.
– Я еще напишу, – сказал сын Петра Петровича. Он свернул листок вчетверо. Сунул за пазуху. Вздохнул и сказал: – Если ты хочешь знать, я громадную книгу могу написать. Только мне мешают. Слишком много шума. Скоро мы на новую квартиру переезжаем. Вот там я напишу.
В комнату вошел Петр Петрович. Он вел младшего за ухо. В другой руке Петр Петрович держал молоток. Малыш всхлипывал.
– Вы меня простите, ради бога, – говорил нам Петр Петрович, кладя на стол молоток.
– Вот этот стул я сломал, – объявил малыш.
– Зачем? – спросил я.
– Не знаю… – сказал он задумчиво.
– Отойди отсюда, – сказал ему Петр Петрович.
Он отошел к столу. Взял молоток. И пошел на кухню.
– Ангелины Петровны нет, – сказал Петр Петрович, – поэтому такой беспорядок…
– Ничего, – сказал я.
– Ваш сын прочел нам рассказ, – сказал Алька.
– Он был в пионерском лагере, – сказал Петр Петрович. – Приехал оттуда с большими впечатлениями, все время вспоминает лагерную жизнь и пишет рассказы на эту тему, я ему в этом не перечу, пусть занимается чем хочет. Он не читал вам рассказ про самолеты?..
– Про самолеты не читал, – сказал я.
Из кухни раздавался стук.
– Черт возьми! – сказал Петр Петрович. Он быстро ушел туда.
Только сейчас я заметил самого старшего. Он сидел за маленьким столиком.
Я подошел к нему.
Старший сын Петра Петровича рисовал какой-то странный предмет. Он даже не обернулся. Только закрыл рукой лист.
– Не мешайте, пожалуйста, – сказал он.
Вошла Ангелина Петровна. Я сразу понял это. Мы с Алькой с ней поздоровались. Она поздоровалась с нами.
Появился Петр Петрович. В руках он держал молоток.
– Вы не стесняйтесь, – сказал он нам, – вы, пожалуйста, не стесняйтесь. Вот выпьем чайку, а потом я кое-что покажу вам, как истинным ценителям искусства. Садитесь за стол, не обращайте внимания на весь этот шум…
Петр Петрович положил на стол молоток.
Я все смотрел по сторонам. На стенах было много репродукций. Тут были люди в шлемах, и таинственные туманные пейзажи, и какие-то красавицы, и были кони, и лодка, мчавшаяся по волнам с людьми. А под самым потолком висела незаконченная, наверное, та самая картина, о которой нам говорил Петр Петрович.
Все сели за стол.
Только старший сын сидел за своим маленьким столиком. Он все рисовал.
– Вот этот, – вдруг сказал Петр Петрович, показывая на старшего сына, – учится в художественном училище. Рисует специально, умышленно какую-то безграмотную чепуху и уверяет, что это и есть самое прекрасное на свете искусство. Уверяет, что это какое-то движение вперед, что-то неизмеримо космическое, что-то недосягаемое, какой-то, в общем, модерн… я вам сейчас покажу!
Петр Петрович встал, ушел в другую комнату.
Младший сын Петра Петровича дергал меня за штанину.
– Нигая, нигая, нигая… – повторял он.
– Что он говорит? – спросил я.
– Он пьет чай, – сказала Ангелина Петровна, улыбаясь, – и рад сообщить всем, что чай не горячий.
– Ялад, ялад, ялад, – сказал младший.
