Не стану напоминать вам о недавних вспышках сексуального маккартизма в Соединенных Штатах, о грустных последствиях приключений президента Клинтона со стажеркой Белого дома Моникой Левински. Американки настаивали, что никакой «сексплоатации» не потерпят, они раз и навсегда не только особи женского пола – они социально равноправны и социально заангажированы. Когда я в университете сказал, что Линду Трипп, которая записывала свои телефонные разговоры с дурой Моникой, в России не пустили бы ни в один приличный дом, мне чуть ли не хором отвечали, что Линда боролась против женского унижения и наказывала мужчину, трактовавшего женщину не так, как надо! Помню, как году в 1997-м Борис Ельцин по простоте душевной, на ходу, но прямехонько в телекадре, шлепнул одну из наших стенографисток пониже спины. У меня после этого в Америке раз сто спросили, как это возможно и почему такое случается, почему парламент не занялся немедленным обсуждением этого события. Я уже был более образован и сказал, что у нас многое неопределенно. Сам-то я помнил, какие правила поведения были мне в письменной форме предъявлены к исполнению в университете. Правила эти стоят того, чтобы быть здесь упомянутыми.
Ведя занятие, я обязан был не задерживаться глазами на одной из студенток дольше, чем на остальных; рекомендовалось водить отсутствующим взглядом по аудитории. Не дай бог прикоснуться к собеседнице во время разговора или сделать движение, которое могло бы быть расценено как сексуальное домогательство! Когда особь женского пола находится у тебя в офисе по делу, предпочтительнее держать дверь офиса открытой. Ну и конечно, с шуточками – здесь уже было совсем строго; за всяческие двусмысленности наказание было немилосердным и незамедлительным.
Были и другие рекомендации, столь же категорические, но я осекусь на последней, потому что именно с шуточками у меня и случился прокол. Я на занятиях показал студентам очень хороший фильм об академике Сахарове, сделанный британским ВВС. В фильме шла, между прочим, речь и о первых испытаниях советской водородной бомбы, о банкете, который армейский руководитель испытаний маршал Неделин устроил сразу после взрыва. Вспоминали об этом ближайшие сахаровские соратники и непосредственные участники события. Андрей Дмитриевич тогда поднял свою рюмку, предложив выпить за то, чтобы такие бомбы никогда не взрывались над человеческими головами. Сразу же попросил слова маршал и сказал, что хочет уточнить этот тост. «Я вам расскажу русскую притчу, – начал Неделин. – Деревенская семья собирается спать. Жена готовит постель, а муж молится перед сном: «Господи, утверди меня и направь!..» Жена поправляет: «Господи, ты его только утверди, а направлю я и сама!» Вот так-то, товарищи ученые: спасибо за бомбу, а как направить ее, мы разберемся и сами!»
Я считал, что раз уже высокоморальное ВВС не нашло в этом куске ничего предосудительного, то мне и мудрить нечего: показал фильм целиком. Студенты посмеялись, задумались – такого, собственно, эффекта я и желал. Но назавтра меня вызвал декан и долго расспрашивал, какие такие сальные шуточки я отпускал в классе. Выслушав мои объяснения, он велел мне больше подобных пленок в Бостонском университете не показывать и руководствоваться при дальнейшем выборе фильмов не авторитетом британской студии, а американскими правилами на этот счет.
У части наших людей сложилось почему-то представление, что порнографией в Америке торгуют на каждом шагу и никакого удержу в своих сексуальных фантазиях эта страна не знает. Так-то оно так, купить здесь можно все, что угодно, хоть изданиями откровенно порнографическими торгуют только в специально разрешенных местах, а книги эти или журналы запаяны в пластиковые пакеты, которые позволено трогать и вскрывать исключительно людям совершеннолетним, осознающим смысл собственного поступка. Для несовершеннолетних школьников, смысла поступков не осознающих, но тем не менее приводящих свои сексуальные фантазии в реальность, существует еще одно из американских правил – классные руководители обязаны раздавать им презервативы, предварительно объяснив, как ими пользоваться. Несчастные учителя растолковывают как умеют, иногда (я видел в теленовостях) с показом на кукурузных початках. Это считается серьезным делом, и деньги на презервативы включены в школьный бюджет; все должно совершаться осознанно. Это вовсе не порнография и не развратность: это занудное желание ввести все, что угодно, в рамки здравого смысла. Когда, устремившись по этому пути вперед, министр здравоохранения, темпераментная чернокожая дама из первого клинтоновского правительства, предложила преподавать в средних школах еще и курс мастурбации, ее одернули, но тема широко обсуждалась в печати.
Когда мы рассуждаем о положении американских женщин, то не всегда понимаем всю сложность традиций и отношений, в которые они впутаны. С одной стороны, это терпимость и многонациональность Америки, где христианская, иудейская, мусульманская, китайская или японская семьи в одной и той же стране многое выстраивают по самым разным принципам. С другой стороны, над всем этим довлеет традиция протестантская, англосаксонская, верная оруэлловской формуле, что «все, конечно, равны, но некоторые гораздо равнее других». Вот на этом перекрестке протестантской зажатости, торгашеской вседозволенности и здравого смысла, который в Америке традиционно хочет влезть во все щели, существуют и заокеанские женщины. Они давно уже добились равноправия, затем добились внешнего подобия с мужчинами. (Это старая история, не закончившаяся на ношении джинсов. В «Дневнике» у Корнея Чуковского я вдруг наткнулся на запись более чем сорокалетней давности. Сын писателя Леонида Андреева, к тому времени давно живший в Америке и работавший переводчиком в ООН, рассказывает Чуковскому о впечатлениях от тамошних существ дамского пола: «Теперь у девочек мода: мужская рубашка без штанов или юбки – это более неприлично, чем нагота». И чуть дальше на ту же тему: «Девочки распутны».)
Все здесь перепутано, потому что стандарты распутства тоже сдвинуты: от полного равноправия полов в приглашении к постельной забаве до требования совершать эту забаву исключительно по взаимному согласию и в стороне от посторонних взглядов. В университете студенты, особенно на первых курсах, живут в общежитии поэтажно: этаж девочек – этаж ребят. Такой порядок, впрочем, сохраняется очень недолго: комнаты ведь на двоих. Не раз я наблюдал, как студенты смещались с этажа на этаж, поселяясь попарно – парень-девушка, и никого это не удивляло, поскольку происходило между взрослыми людьми по взаимному согласию.
Вот это в демократическом обществе важнее всего: должно быть взаимное согласие и никакого насилия. Если вы хотите смотреть порнографический фильм, можете взять его в видеотеке (предъявив документ, удостоверяющий вашу взрослость) и наслаждаться зрелищем под собственную ответственность – но в одиночестве. Тот же принцип, кстати, с гомосексуалистами (по-английски это звучит как «Don’t ask – don’t say», то есть «Не спрашивай – не говори»; ты можешь заниматься чем угодно, покуда это твое личное дело и ты не втягиваешь в свои занятия других людей). В конечном счете все сводится к предотвращению насилия, к сохранению демократических принципов в обществе. Женщина может спать с кем угодно (припомните, сколь вызывающе в этом смысле ведут себя сегодняшние американские женские секс-символы вроде Мадонны или Шэрон Стоун), но ее не могут принуждать к постельному партнерству. Женщина должна иметь право водить реактивный истребитель и работать в шахте – другое дело, что у нее есть и право не идти на такую работу. Женщину не должны ограничивать ни в чем, вообще нельзя дискриминировать людей по их половой принадлежности (американцы зовут это «сексизм»). Женщина не должна подчеркивать свою сексуальность – это ее личное дело и вопрос ее отношений с любимым мужчиной; в частности, поэтому многие американки демонстративно носят солдатские ботинки и мужские рубахи.
